У Присциллы хватило совести покраснеть.
— Я уже за это извинялась. Как насчет «У Кафрана»? Знаешь, где это?
— Найду. В семь?
— Договорились.
Она ушла.
Я постоял еще несколько минут, дожидаясь, когда она скроется из виду, затем медленно пошел следом. На улице участники траурной церемонии рассаживались по машинам. Я огляделся, разыскивая слепого и гадая, с кем он мог уехать, но так и не нашел. Ко мне сунулся репортер, желая сфотографировать, но коп, который раньше не пускал меня в крематорий, прогнал его. Потом сказал:
— Решил, что вы вряд ли хотели бы увидеть свое фото в газетах.
— Спасибо, — кивнул я.
— Не стоит благодарности.
Его брови поползли вверх. Оглянувшись, я увидел выходящего их крематория Элвиса, на ходу срывающего бакенбарды.
— Один из скорбящих? — спросил полицейский.
— Нет. Распорядитель церемонии.
Коп недоверчиво взглянул на меня и хмыкнул, когда понял, что я говорил вполне серьезно.
— Жаль, что меня там не было. Он пел?
— Как соловей, — ответил я, попросил у него список участников церемонии и записал в свой блокнот имена тех, кем позднее собирался заняться. Пробежав глазами список, я удивился: — Здесь только тринадцать имен.
— Совершенно верно, — подтвердил полицейский.
— Но на церемонии присутствовали четырнадцать человек.
— Вместе с вами — да.
— Нет, без меня.
Я вспомнил про слепого и спросил у копа, заметил ли он его.