И Веттели в это природное, по заверению Гвиневры, совершенно безвредное зеркало заглянул. Ох, что он там увидел!
То, что милостиво скрыло от него настоящее, комнатное зеркало, черная вода отразила с ледяной беспощадностью, заставив Веттели в ужасе отпрянуть.
Ужасная тварь — измождённая, бледноликая, с мёртвыми, чёрными провалами глаз, с тонкой щелью рта, с тёмной сетью кровеносных сосудов, просвечивающих сквозь восковую кожу — кажется, кровь в них текла тоже чёрная. Возможно, была в этой твари какая-то своя мрачная эстетика, и особо извращённый, склонный к мистицизму ум даже счёл бы её красивой, но гораздо больше в ней было смертной, потусторонней жути. В довершение тягостной картины, кошмарное создание было завёрнуто в клетчатое одеяло, на манер пленного галла, увязшего в снегах бескрайней Московии.
Только по этому одеялу Веттели себя и узнал.
Сначала глаза отказывались верить увиденному. Потом подкосились ноги, и он медленно опустился в снег на колени. Крупная дрожь сотрясала тело, зубы выбивали дробь. Пытаясь справиться с собой, он закусил губу — не рассчитал силы, челюсти судорожно сжались, потекла чёрная, как дёготь, кровь.
— Ай! Ай! Берти, милый, опомнись, откликнись! — фея вилась над ним, как ошалевшая оса. — Что с тобой? Что случилось?! Тебе нехорошо?
Но Веттели не мог говорить, он едва нашёл в себе силы указать дрожащим пальцем на воду, и мерзкое существо тоже ткнуло в него пальцем.
Фея взглянула — и, наконец, начала что-то понимать. И попыталась успокоить.
— Да что ты, не бойся! Оно тебя не схватит! Это же просто твоё собственное отражение, оно не опасно.
Это называется «утешила»!
— Почему… — через силу прохрипел Веттели. — Почему я такой стал?!
Если бы он увидел себя в облике яйцевидного Хампти-Дампти или даже самой Матушки Гусыни, он и то был бы потрясён меньше. Но всё-таки в нём ещё жила надежда: вот сейчас Гвиневра скажет: «Что ты, глупый! Разве ты такой? Это обман, иллюзия, злые чары чёрного пруда!»
— Не знаю! — беспомощно развела руками фея. — Ты всегда таким был, сколько мы знакомы. Я же говорила: ты чудовище, от тебя пахнет кровью и смертью. Куда же тут деваться? Какой уж есть.
Стало совсем плохо.
— То есть… Ты меня всегда видишь… таким?
— Нет, что ты! Только если скошу глаза, вот так, — она продемонстрировала, согнав зрачки в кучку. — А если смотреть обычным способом, ты очень даже ничего, хорошенький как картинка.
— Так, — он отполз от берега и сел, прислонившись к дубовому стволу — сил совсем не осталось. — Значит, у меня два облика. И какой из них соответствует моей настоящей сущности — вот что хотелось бы знать!
Вопрос был задан в пространство, ответа он не ждал. Но фея ответила, очень спокойно и буднично, будто речь шла о чём-то само собой разумеющемся.
— А в тебе и сущности две, как минимум. Разве ты не знал?
…Трудно сказать, сколько бы он так ещё просидел, ошеломлённый и раздавленный. Может быть, всю ночь, может быть, даже замёрз бы — и пусть. Стало бы легче. Ну почему этот чудесный, сказочный день закончился так ужасно? За что ему это? Как теперь жить, как смотреть людям в глаза своими — чёрными, мёртвыми? А Эмили? Разве он вправе допустить, чтобы она любила такое чудовище и связала с ним судьбу?
ebooksa