— Хорошо, Счастливчик, — сказал он наконец с несчастным видом. — Предположим, ты — наш разъездной репортер. Разъезжай дальше.
— Есть, сэр! — полушутливо отсалютовал я и повернулся через плечо. Затем сгорбился и пошел на выход, пытаясь изобразить на лице тяжкий мыслительный процесс.
По существу мне это удалось, ибо я решал проблему, как сохранить за собой лучшую в городе работу. Несколько лет назад я вообще отбросил надежду устроиться на работу лучше, чем раскладывать банки на полке супермаркета. Эта — буквально свалилась мне в руки. Удержаться на ней больше года было просто чудом. А в чудеса я не верил, хотя дважды они происходили со мной.
Ну да ладно. Итак, начинать пить было еще рано. Тем не менее я отправился в «Дыру» и, взобравшись на высокий табурет, заказал Сэму «большую» темного пива.
Должно быть, это была первая кружка, которую он наливал в этот день. Пена была слишком высокой. Он взял лопаточку и сбил часть шапки, а затем отодвинул кружку, чтобы пиво отстоялось.
— Знаешь ли ты, сколько стоило пиво во времена, когда я только начинал пить? — уныло спросил я.
— Ага, — ответил он, — пятнадцать центов.
— А теперь целых сорок.
— Ага, — сказал он, вновь подымая кружку.
— А все инфляция, — сказал я обвиняющим тоном. — Правительство должно заморозить цены на товары первой необходимости.
Сэм наполнил кружку до краев и поставил ее передо мной.
— Сколько вы тогда получали? — спросил он.
Я задумался.
— Где–то восемьдесят долларов.
— Вам повезло. А сколько вы делаете сейчас?
— Почти три сотни. — Я взял пиво. — И мне необходим каждый цент. Я единственный человек в мире, который, всего лишь крутанув дверь заведения, ухитряется стать на десять долларов беднее.
— Все уравнивается, мистер Майерс. Знаете, сколько я должен сегодня платить хорошему бармену? Две сотни, и даже тогда он считает, что его ущемляют в правах.
— Ущемляют в правах?
— Ага. У него нет права пользоваться кассовым аппаратом.
— Не говори мне о твоих трудностях. У меня хватает своих.