Карьерский оборотень

22
18
20
22
24
26
28
30

— Чем же? — повернул голову Федор Петрович.

— Да ты послушай. Неподалеку от Туапсе был найден труп обнаженного мужчины лет сорока с двумя пулевыми ранениями в области сердца. Рядом лежало растерзанное тело двадцатилетней девушки. Экспертиза обнаружила во рту убитого кровь и остатки тканей погибшей, — прочитал Роман.

— Загрыз, значит? — изумился Федор Петрович. — Каких только маньяков теперь нет, хоть на улицу не выходи.

— А вот что пишут дальше, — продолжал Роман. — «Однако глубокие раны на теле девушки ясно говорят, что они не могли быть нанесены зубами убитого. И хотя под ногтями мужчины была обнаружена кровь девушки, такими короткими ногтями невозможно нанести столь глубокие порезы».

— Ну и что все это значит?

— Журналист предполагает, что был убит оборотень. Его убили серебряными пулями. Представляешь?

— Чушь, — проворчал Федор Петрович. — Порядка нет, вот и выдумывают всякую чепуху. Никто не хочет заниматься своими делами, ни врачи, ни депутаты, ни милиция. Бардак!

— А я тебе что говорил? Кстати, отец, ты в Москву собираешься ехать или нет? Мы ведь решили, что в понедельник ты возьмешь отгул и поедешь в посольство Германии.

— Решить-то решили, — нахмурился Федор Петрович. — Да нужно подумать как следует. Все-таки здесь у нас дом, люди кругом знакомые, работа, а там… Кому мы там нужны?

— Ну, ты даешь, отец! Что же мне и дальше терпеть нашего участкового? Он же мне проходу не дает. Ты сам говорил, наш дом теперь дорого стоит, продадим его, обменяем рубли на марки и сможем в Германии внести первый взнос за квартиру. Какие проблемы? Взяли и уехали, мы ведь немцы.

— Ты немецкий язык знаешь, Роман?

— Почему ты называешь меня этим дурацким именем? Я Рейнгольд! Ну, не знаю. Выучу, разве это трудно?

— Да как сказать… Я тоже не знаю. Такие вопросы в один день не решаются, надо все как следует обдумать.

— То говорил: все, решено, едем, а то — надо обдумать, — обиженно протянул Роман. — У тебя семь пятниц на неделе. Надо было года три назад уезжать, теперь и язык знали бы, и никакой участковый ко мне не привязался бы. Ты что, хочешь, чтобы он меня в тюрягу засадил? Он это сделает, сам знаешь, если мент захочет кого-то посадить, он придумает и улики, и все что хочешь.

— Надо бы поговорить с Иваном, какие у него претензии к тебе. Да что-то не вижу его, не приезжает.

— Поговори, поговори! Он скажет, что я все это придумал. Ты кому веришь, сыну или менту? А не приезжает потому, что знает — виноват. Ждет, пока ты забудешь обо всем.

— Я-то помню…

— Дождешься, женится он на Катьке, будет и в доме командовать! А станешь возражать — и тебя отлупит. Он вон какой здоровый, как сарай с пристройкой. А важный! Делает что хочет.

Катя слушала этот разговор и невольно возмущалась: какие глупости! Сперва ей хотелось пойти и рассказать отцу все, что поведал ей Иван. Заодно и объяснить причину его исчезновения. Теперь, когда отец успокоился, он бы поверил ей. Но какая-то апатия навалилась вдруг. Стоит ли объяснять, убеждать, доказывать? Ведь ясно же, что отец в Германию не поедет, здесь он родился, вырос, здесь его родина. Мама, которую он сильно любил, похоронена здесь. А Роман поколобродит, да и успокоится. К чему пустые разговоры, только нервы друг другу трепать? Лучше сейчас пойти к Ивану, соскучилась уже.

— Катька! — крикнул Роман. — Там к тебе пришли.