Носферату

22
18
20
22
24
26
28
30
* * *

Дядя Юлия оказался плотным рослым мужчиной моего возраста, обладателем волевого подбородка капитана космолета и замечательного имени Неро. Я мгновенно проникся к нему симпатией, поскольку прекрасно знал, что такое — жить с, мягко скажем, неординарным именем. Про себя я сразу окрестил его Капитаном Ракетой.

Космический рейнджер в униформе начальника вокзала провел нас коридорами, тускло освещенными неоновыми лампами и увешанными предостерегающими табличками, и наконец мы подошли к терминалу, откуда можно было попасть в базы данных космопорта.

Мне разрешили самому сделать запрос, и я не заставил себя ждать.

Оказалось, что Ева Райс трижды слетала на Землю за последние два месяца. Я на всякий случай переписал даты отбытия и возвращения и запросил земную регистрацию Райс.

Для тех, кто еще не летал на Гриану, объясню: любой совершающий перелет в качестве туриста обязан указать цель и место своего пребывания на Земле. Два последних перелета Ева останавливалась в гостиницах Нью-Йорка и Парижа и осматривала достопримечательности, а вот информация о первом перелете вызывала большой интерес. Ева Райс должна была остановиться в Санкт-Петербурге. И целью ее визита предполагалось, цитирую, «восстановление семьи».

Значит, госпожа Райс решила вспомнить, что она землянка, и навестить мамочку.

— Господин Неро, извините, у вас есть межпланетный видеофон?

— В центральном зале и в моем кабинете, — по форме вежливо, как и полагалось начальнику вокзала, ответил Капитан Ракета.

— Разрешите воспользоваться вашим?

— Конечно, — сердечно заверил Капитан и проводил меня в свой кабинет, оставив Юлия переписывать от руки сведения, найденные в базе данных космопорта, поскольку их распечатка каралась законом, а вот о переписывании речи не шло. Нас, землян, не надо учить, как обходить законодательство.

* * *

Монитор долго рябил, пока наконец не откликнулась Земля. Завращался значок связи. Появилась строка адресата.

— Горчакова Мария Евгеньевна, Санкт-Петербург, 98-16-239-03-90, — напечатал я.

Ждать пришлось долго, но в конце концов война микробов на экране сменилась человеческим лицом, хранящим следы былой красоты и минимум шести пластических операций, после которых уголки губ престарелой богини остались навеки приподнятыми, а глаза открытыми. На меня смотрела изо всех сил молодящаяся дама в лиловом шелковом халате. За ее спиной виднелась каминная полка с семейными фотографиями и фарфоровыми мопсами. Мадам Горчакова приняла кокетливый вид и поздоровалась.

— Шатов, Носферату Александрович, журнал «Галактика слухов», — как можно любезнее представился я.

— Тот самый, — заворковала дама, жеманясь, как сорок лет назад. Хотя, к чести госпожи Горчаковой, свои некогда данные природой прелести она сохранила отменно. Ее паспорт говорил о шестидесяти пяти, лицо о сорока восьми, волосы о тридцати шести, а глаза о восемнадцати, вот только изрядно пожеванные шея и руки упрямо подыгрывали паспорту.

Она была из тех прелестных светских дам, что на приемах печально и томно располагались в креслах в надежде, что мимо, юный и прекрасный, как Феб, проплывет незнакомец-геронтофил.

Меня, по всей видимости, Мария Евгеньевна зачислила в последние. Оказалось, что бодрая пенсионерка читала все мои опусы и находится от моего дарования в величайшем восторге. И если бы вы знали, как сам я отношусь к своим творениям в «Галактике слухов», вы бы догадались, что мадам избрала худший способ соблазнения. Лучше бы она, право слово, рассказала мне о своем ревматизме и варикозе.

— Скажите, Мария Евгеньевна, давно вы виделись с вашей дочерью?

Старая кокетка прервала поток восхищенных излияний и встревоженно уставилась на экран монитора.

— Что с Кристиной? Она все-таки что-то натворила? Я всегда говорила, что эти ее знакомые и образ жизни…