Арман как-то подсознательно, не отдавая себе в том отчета, начал считать Этьенна слабым человеком.
Элоди попросила проводить её к себе, и Арман понял, что она трепещет от мысли встретить там Лоретт, хотя сам надеялся, что та давно ушла в свои апартаменты. По пути Элоди вдруг остановилась — как раз у входа в замок. Странно, но никто ничего не говорил о погибшем Рэнэ де Файоле — про него будто забыли. Но сейчас Элоди вспомнила.
— Что там тогда было написано?
Клермон понял её и кивнул, достав книжку.
— «…mors te cito abstulit, сaecus et immodicus, crudeli funere exstinctus» «…Смерть быстро унесла тебя, слепого и безрассудного, погибшего в муках».
Элоди поежилась.
— А он был слеп и безрассуден? Мне он казался невеждой… Я заметила, вы не были друзьями?
Клермон покачал головой. Файоль был до приезда в замок живым, остроумным и обаятельным, хотя суждения его были претенциозны, пусты и поверхностны. Но заслужил ли Рэнэ такую смерть? И что опять произошло? Что могло произойти в комнате, закрытой на ключ и забранной по окнам чугунными решетками? Вяло размышляя, Клермон с удивлением заметил, что смерть де Файоля не удивила, не потрясла, и даже не оцарапала его. Он заставил себя задуматься об этом, хотя мысли ползли в голове лениво и путано.
Голос Элоди прозвучал издалека.
— А кто следующий?
— Что?
— Там новая надпись, — она утомлённым жестом показала на стену.
Клермон почувствовал, что под ним шатается земля. Новые каракули были видны плохо, он с трудом дышал, понимая, что новый приговор — а он уже понимал, что это приговор, — не сулит оставшимся шестерым ничего хорошего. Но привычно скопировал надпись и, перевернув, прочитал: «Vae aetati tuae, animal amens! opus est sponte mortem sumpsisse…»
Элоди молча ждала.
— «Горе тебе, безумное животное, тебе предстоит прервать свою жизнь…»
— Что происходит, Боже мой?…
…В апартаментах Элоди было пусто, в спальне были заменены простыни и покрывало, заметив это, Элоди остановилась и покачнулась. Она не хотела тут оставаться, и пошла за Клермоном в библиотеку. Здесь, на оттоманке у камина, прижавшись к нему, расплакалась. Арман не успокаивал её, лишь обняв, тихо гладил по плечу.
Этьенн, не привыкший чувствовать себя одураченным, да ещё притом, что это было понятно — пусть не всем, но именно тем, в чьих глазах ему не хотелось падать, был унижен и озлоблен до нервного трепета. Виновато во всем, полагал он, его нелепое помешательство на этой черноволосой ведьме, но рассчитаться с нею не мог. Elodie… ma maladie.. Тут он был бессилен. Однако свести счёты с той, что поставила его в такое положение — было вполне возможно.
Этьенн хладнокровно ждал.
Вошла Сюзанн, взвинченная и издерганная. Она уже давно ничего не подливала Файолю и просто забыла о нём. Кому был нужен этот тощий доходяга? Что случилось? От пугающей неизвестности её трясло, и безучастная отрешённость брата злила ещё больше.