Призраки и пулеметы ,

В крайнем случае, думал Макинтош, можно прострелить ему ногу. Мысль эта казалась капитану дикой, но мертвые моряки рядом примиряли с любой дикостью. В голове у капитана зашумело, во рту снова появился кислый привкус напитка из тулуна. Макинтош пошатнулся, но тотчас взял себя в руки.

– А то что? – Во взгляде Айзека появилось любопытство. Лицо его исказилось злой улыбкой, и он достал револьвер из кармана. – Я стреляю, как учили, куропатке точно в глаз! Нет ли у вас лишнего глаза, а, капитан?

Айзек двинулся на Макинтоша, подняв руку с револьвером, будто дуэлянт.

– Десять, девять, восемь, семь, капитан умрет совсем!

Неожиданно Макинтош заметил, что Айзеков стало двое. Они надвигались на капитана неумолимо, и у обоих были револьверы. Макинтош целился то в одного, то в другого, пока не увидел третьего Айзека, который шел к нему по потолку. Был он фиолетов, с огромными ушами, из которых соленой волной лилось убаюкивающее шипение.

Луораветланка отравила его, понял Макинтош. В тулуне был не рыбий жир, а кое-что похуже.

Отстраненно и равнодушно Макинтош наблюдал, как теряет контроль над телом. «Бульдог» выпал из его руки, а сам капитан по стене сполз на пол.

Тем временем в рубке, надрывно скрипя суставами, появился томми, ведя перед собой Аяваку.

Зачем этот цирк, когда всякому понятно: они заодно – старикашки и луораветланка. Макинтош попытался открыть рот, чтобы сказать об этом Аяваке, но мышцы сделались чужими и каменными.

Айзеки, включая фиолетового на потолке, несказанно обрадовались Аяваке, отступили на несколько шагов назад, чтобы видеть одновременно и ее, и капитана. И принялись считать.

– Я стреляю – раз-два-три, мой приказ тебе – умри! – говоря так, Айзеки поочередно указывали револьвером то на Макинтоша, то на Аяваку. На слове «умри» дуло уставилось капитану в лицо. Макинтошу было все равно. Он чувствовал, как одна за другой на лицо ему падают снежинки, забиваются в нос, рот, глаза, тают и оборачиваются речным потоком, который несет, несет его прочь. Капитан равнодушно смотрел, как Аявака вырывается из железных объятий томми. Как удивленно разворачиваются к ней все присутствующие Айзеки Айзеки, как стреляют, и три пули медленно и дискретно летят луораветланке в сердце.

– В глаз, в глаз, – проворчал Айзек. – Нет в вас, капитан, эстетической жилки.

Но Макинтош уже не слышал доктора.

19. Капитану Удо Макинтошу снится сон

Капитан Удо Макинтош понимает это лучше других: подлинный кошмар почти неотличим от реальности. С нелепой точностью и достоверностью повторяются события из настоящей жизни. Разница есть: во сне Макинтош всякий раз заранее знает, что произойдет. И рвет связки в беззвучном крике, спрятанный внутри собственного тела, не способный что-либо изменить. Подойти к Марте, обнять. Сказать еще раз, как любит ее.

Это всегда тот же день. Последний день сумасбродного свадебного путешествия, план которого придумала юная Макинтошева жена. Простая и вместе с тем необычайная идея: за неделю посетить как можно больше уголков Млечного Пути, составив яркую калейдоскопическую картинку. С такими воспоминаниями, говорит Марта, не страшен ни лондонский смог, ни пыльные университетские кабинеты. К этому дню на карте их путешествия отмечена дюжина портов.

Это всегда те же декорации. Небольшой пароходик с романтическим именем «Клио», капитан которого, Питер Дьюринг, – давний друг Макинтоша. Для молодоженов организована пристойная по местным меркам каюта с огромной кроватью. Днем «Клио» глубокими течениями сквозит от звезды к звезде, ночью дрейфует в эфире. Вечерами небольшой лондонский оркестр, ангажированный Питером, играет вальс, мазурку и кадриль.

От яркой ли череды картинок и впечатлений или от постоянных погружений под эфир у Макинтоша кружится голова. Он совершенно счастлив. И второй Макинтош, тот, которому все это снится, не способен противиться огромному, безудержному счастью. Тем страшнее падать.

Итак, последний, самый необычный пункт сумасшедшего плана – путешествие на край Млечного Пути, в места неизведанные и темные. Сложная задача, но Питер неизменно ручается, что проблем не будет. Всякий раз Макинтош порывается остановить его, рассказать, не позволить. Но тело делается чужим и не слушается приказов. Продолжает играть по сценарию.

И все повторяется.