— Да это я и сам помню! — огорчился молодой верзила. Не помню, куда он после делся, когда в баню пошли!
— Дак это…, в драке куда-то смахнули. Когда Файкины выкормыши Примака вязали.
— Да Светка все обшарила! Нет его нигде! — и засновал по кухне: — У меня в нем все телефоны, я никому дозвониться не могу со старой мобилы, там симка глючит! — Рухнул на табурет, снизу вверх, просительно поглядел на Гмырю: — Слушай, может это Файкины трубу «помыли», а?
— Файкины? — задумчиво переспросил хозяин дома. — Не. Вряд ли. Не помню, чтобы им такое предъявляли.
— А я чо, спросить не имею права?! — растопырил пальцы Малой. — Я, в натуре, предъявлять ни чо не буду! Пойдем со мною к Фаине, а, братишка?! Пусть своих поспрошает!
— Да я как бы…, - Гмыря покосился на таз, полный свежих пирожков. — Оттянуться хотел. Немного.
— Вместе потом оттянемся! Мобилу найдем, я еще и пивом проставлюсь!
Упоминание магазинного пива решило для экономного Гмыри — все. Напихав в карманы пирожков, допив стакан, он отправился вместе с приятелем на улицу, не забыв все же едко хмыкнуть:
— А без меня, типа, к Файке идти зассал?
Малой негромко выругался, но отрицать не стал. Место главного сельского отморозка по праву принадлежало Гмыре. С ним все вопросы разруливались как по маслу.
Стучать в ворота пришлось долго. В доме Фаины оказался только ее младший племянник Егор. Дверь открыл, лишь когда, поглядев из окна, увидел, кто пришел.
Пропустил в ворота подвыпивших односельчан, спросил:
— За Примаком пришли?
О Примаке Малой и Гмыря помнили в последнюю очередь. Но раз уж Егор предложил им забрать с собой очумело сидящего на лавке приятеля, противиться не стали. Подхватили под руки, тряхнули, на ноги поставили.
— Егор, а ваши где? — спросил Малой.
— Уехали, — лаконично ответил племянник бабушки Фаины.
— Нам Назар и Лазарь нужны. У меня вчера телефон пропал, когда они в доме были…
Егор пристально поглядел на односельчанина-ровесника. Немного свел брови к переносице.
— Ладно, потом зайдем, — буркнул Малой и повел Примака к воротам.
Примака мотало из стороны в сторону. И жаловался он невнятно: