– В некотором роде. Присаживайтесь, господа.
«Черт возьми, – подумал Том, опускаясь на краешек стула. – Тоже мне фифа…» Не то чтобы он рассчитывал на рукопожатие или хотя бы простой кивок, но девица ему сразу не понравилась. Еще больше, чем до этого не нравился мистер Пфайфер, человек-невидимка, он же человек-мутоскоп. В качестве вызова Том согласился на глоток виски, в то время как Холмс и Ватсон вежливо отклонили приглашение Пфайфера. Впрочем, глоток Том сделал маленький, скорее для вида – матушка-покойница не одобряла мужчин, пьющих с утра.
– Реклама, – заявил синематографист таким тоном, словно продолжал прерванную беседу. – Лично я – ревностный сторонник антирекламы. Ну кому, скажите на милость, интересен честный человек и примерный семьянин? Сейчас в моде пьяницы и бабники. Вы со мной согласны, мистер Холмс?
Холмс откинулся на спинку стула:
– В определенной степени. Мир развращен, не скрою.
– Вот! Значит, и вас мы будем рекламировать в правильном ключе. «Наркоман, не имеющий ни одной положительной черты характера,» – что вы думаете об этом?
– Наркоман? – губы Холмса тронула легкая улыбка. – Характер со знаком минус? Это сказано обо мне?
– Конечно! Стал бы я искать слоган для рекламы кого-то другого…
– И кто же автор сего афоризма?
– Некий Бернард Шоу, литератор. Вы знакомы?
– О да! – вместо Холмса ответил доктор. – Графоман, автор бездарнейших пьесок. «Цезарь и Клеопатра», от которой Шекспир переворачивается в гробу. «Сердцеед», как вызов всему чистому и светлому, что воплощает в себе институт брака. А «Дома вдовца»? И он еще смеет называть мистера Холмса наркоманом?! Надеюсь, он и обо мне высказался в соответствующем ключе? Ну дайте, дайте мне повод отвесить пощечину наглецу!
– Увы, нет, – вмешалась Адель. – О вас мистер Шоу не говорил ничего: ни хорошего, ни дурного. О вас высказался юный приятель мистера Шоу – один русский, корреспондент газеты «Одесские новости». Как писала мне моя подруга, он недавно приехал в Лондон из Одессы, с молодой женой. Перебивается случайными заработками; сейчас, например, перебеляет каталоги в Британском музее. Если быть точным, доктор Ватсон, русский говорил не о вас, а о ваших записках, посвященных мистеру Холмсу.
– Что? – хором спросили доктор и сыщик. – Что именно?
– Он назвал ваше творчество «полубездарной пустяковиной».
– Как его имя?
– Николя́ Левенсон, – имя газетчика Адель произнесла на французский лад. – Он незаконнорожденный и предпочитает фамилию матери: Корнейчуков. Эти русские фамилии! Язык сломать можно! Лично мне Левенсон нравится гораздо больше.
Холмс прикрыл глаза, вспоминая:
– Одесса? Бывал я в Одессе… Ватсон, вы помните убийство Трепова? Когда же это случилось?
– Двенадцать лет назад, – буркнул доктор.
Он прекрасно видел, что Холмс разыгрывает забывчивость.
ebooksa