Повелители сумерек: Антология

22
18
20
22
24
26
28
30

Вдруг Босягин осознал, что он ещё владеет дыханием. Это был единственный шанс. Он мог задержать дыхание, мог его чуть-чуть ускорить, мог сделать вдох поглубже… До сих пор он никогда не думал, как именно дышит, что там у него внутри расправляет складочки и сморщивается, но сейчас, сейчас…

Босягин молился собственному телу.

— Вот так, вот так… — беззвучно приговаривал он. — Ещё, ещё, миленькие мои, ещё… Вот так, миленькие, держите, держите воздух… а теперь весь его, весь оттуда… набрались силы?.. Ну! Вот так, понемногу, вот так… до последнего уголочка… миленькие вы мои…

Перед его глазами возникла жуткая фигура из школьного кабинета гражданской обороны. Человеческий торс со снятой кожей и раздвинутыми пластами мускулов, чтобы можно было увидеть внутренности. Пользовались этой гадостью, чтобы преподать правила первой медицинской помощи.

Сейчас Босягин был безмерно благодарен торсу — он мог зримо представить собственные лёгкие, он знал, куда посылает струи и струйки воздуха.

Вдруг он понял, что это — ненадолго. А ничего больше у него не было.

Рыжая уже не водила своими узкими холодными ладонями над его телом. Она прижала руки к его коже, она вжимала их всё глубже. Босягин не мог стряхнуть их с себя, но, как ни странно, именно это движение ведьмы и не вызывало в нём особого протеста. Руки принялись слегка раскачивать его… Он почувствовал, что плывёт, плывёт…

Глаза сами закрылись.

Босягин понял, что смерть — это даже приятно. Боли нет, волнения нет, а есть лёгкое раскачивание, как в гамаке жарким летним днём, и такая же полнейшая бездумность, как в том гамаке.

И всё же это была смерть, а он был — человек, имеющий одну святую обязанность — бороться за жизнь. Пусть даже такую нелепую, с двумя логиками и суетой сует. Всё-таки это была его единственная жизнь. Другой не полагалось.

Босягин с трудом разлепил веки. Окошко посветлело.

Он не был суеверен, но его озарило — утро, крик петуха! Вот что спасёт его от ведьмы! Она высосала всю его силу, но на это ей потребовалось время! А раз он ещё жив, раз ещё поднимаются веки и работает дыхание, значит, ей не хватит времени с ним справиться!

Сила вернётся, всё вернётся, скорее бы утро! Ведь летняя ночь коротка… Они вышли из ресторана в полночь, с час слонялись непонятно где… сколько же теперь?

И тут ведьма открыла глаза.

Видимо, она не ожидала, что глаза Босягина тоже окажутся открыты. Её руки замерли, колыхание прекратилось.

— Отдай! — потребовал взглядом Босягин.

— Нет! — Она едва заметно покачала головой.

— Отдай! — Всё, что в нём оставалось от жизни, он вжал в этот неподвижный и настойчивый взгляд.

— Нет.

Его поразило её измученное лицо. Ни злости, ни сатанинской ярости, ни звериной жажды — только настороженность и безмерная усталость. Она стояла на коленях, чёрное платье уже всползло вверх и прикрыло грудь, волосы висели, обрамляя тонкое лицо. Она прислушалась… и вдруг зарычала.