Как всё-таки отключал? Запущенный у вас, кадет, случай. Этиология в тумане, прогноз неутешительный.
Встать! На кухню шаго-о-ом… арш! Доложитесь дежурному.
Гностик выискался…
Остальным довожу: чистым разумом мир не познаешь. Инструмент нужен. Орудие. Желательно — острое. Нож для чистки картофеля вполне подойдёт.
Увидите — вернётся другим человеком.
Ещё вопросы?
Тогда продолжим.
Труба зовёт.
Глава 17
Немая сцена.
Звуков нет. Это не сон — но все звуки куда-то делись. Бывает.
Они едут. Колёса беззвучно крутятся. Это не электричка — здесь нет электричек. Это не скорый поезд — у них нет денег на скорый поезд.
Это — называется «подкидыш».
Вагоны похожи, очень похожи на электричку — но слишком грязны, скамейки изломаны и похабно исписаны. Мир сквозь мутные стёкла кажется мёртвым. Дым — в вагонах здесь курят. И пьют. И едят. И просто живут. И всё это едет. Вокруг много мёртвых, но оставшиеся в живых не пугаются — привыкли. Какая разница — мертвецы довольно бодро ходят, что-то вкладывают в мёртвые рты и мерно двигают челюстями. И курят. И пьют. Только не живут — но внешне это мало заметно.
Мальчик не спит — сжался на скамейке, возле окна в мёртвый мир. В окно он не глядит. Он смотрит на игрушку — джип американской полиции. Марья вообще никуда не смотрит.
«Подкидыш» ползёт вечность. Останавливается у каждого семафора. В каждой деревушке. Деревушки разные — в одних теплится жизнь. Другие — кладбища. Погосты. Но притворяются живыми — как и их обитатели.
Билетных касс нет ни в тех, ни в других. Билеты продаёт человек с толстой сумкой — он тоже толст. Он подходит к ним. Многие не замечают, но он мёртв. Он что-то говорит Марье, мёртвые губы шевелятся.
Билета у неё нет, денег тоже. Мёртвые губы раскрываются шире и чаще — кажется, что сейчас полезут черви. Она уходит с мёртвым человеком.
Мальчик остаётся один.
Она возвращается через двадцать минут или двадцать веков — все часы здесь стоят. Проезд оплачен.