— Безумно больно, не правда ли? — светским тоном поинтересовалась она. — А с некоторых пор еще и очень холодно.
Эйзенхарт достаточно хорошо изучил укус у себя на руке за эти недели, чтобы сразу признать его точную копию. Только на ее запястье след оставили не зубы, а нечто иное. Чернота, потянувшаяся к его пальцам, стоило только Эйзенхарту дотронуться до кожи, была такой же, как метка Ворона, которую он попросил поставить ей в таборе. Тогда они потеряли подозреваемого, и без помощи с той стороны у него не было шансов найти Быка вовремя…
— Пех[6] меня забери! — Эйзенхарт отдернул руку. — Она должна была исчезнуть!
Леди Эвелин только хмыкнула.
— Как видите, не исчезла.
— Как так получилось?
— Разве не вы говорили мне, что Ворон не играет по правилам? А еще что он вас любит и бережет? Полагаю, иногда его любовь принимает странную форму…
Например, разделенной на двоих боли. И того, что невинный человек был вынужден расплачиваться за его ошибки. Впервые в жизни Эйзенхарт понял, почему Ворона боятся. Не потому, что он был предвестником несчастья. А потому что никто не мог предугадать, что придет в голову несносной Птице в следующий момент.
— Но при чем здесь я? — почти жалобно спросил он. — Это ведь был дар миссис Сары, как он мог связать вас со мной? Скорее уж тогда с ней…
— Ради Духов! Возьмите наконец ответственность за то, кто вы есть! Неужели вы думаете, что если бы вы не нарушили ход событий, я когда-нибудь оказалась бы в Вороньем таборе? Думаете, это миссис Саре Ворон одолжение делал? Как бы не так! Вы решили изменить мою судьбу, вам была нужна его помощь, вы поставили эту проклятую метку, миссис Сара была всего лишь вашим прокси. Так примите же наконец ваш собственный дар — и его последствия!
Оказалось, что леди Эвелин умеет сердиться. За те немногие встречи, Эйзенхарт успел удивиться ее самообладанию: леди могла возмущаться, могла бояться его, но делала это… словно вполсилы. Понарошку. Не всерьез. Слишком спокойными были ее глаза в те моменты, просчитывающими ситуацию и отходные пути. Даже сегодня, в начале разговора, она не теряла контроля. Поэтому к тому, что его будут отчитывать с таким пылом, Эйзенхарт оказался не готов. А еще — так, словно он сам не понимал своего счастья…
Счастья притягивать к себе неприятности и умереть молодым, видимо.
Никаких других "даров" своего бездушного состояния Эйзенхарт назвать не мог. Судьба, по его мнению, была концепцией абстрактной, и как другие люди могли утверждать, что он может ее изменить, Эйзенхарт не понимал. Любой мог ее изменить! Свернуть направо, а не налево, выбрать кофе вместо чая, послать все и уехать в Новый свет, в конце концов! Как, обладая свободой выбора, кто-то (кроме Воронов, имевших свои, сложные отношения с Судьбой) мог утверждать, что это — судьба, а вон то — нет? Однако, то, с каким жаром леди Эвелин утверждала обратное, заставляло его поверить, что, быть может, ему говорили правду. И она действительно существовала, Лос, Вирд или как там ее еще называли…
— Мне очень жаль. Я не думал…
— Не думали, — холодно подтвердила леди Эвелин. — Вы вообще ни о чем не думали, когда привезли меня в вороний табор.
— Неправда! Я… — Эйзенхарт осекся, вспомнив, что побудило его взять леди Гринберг с собой к Воронам. — Думал не о ваших чувствах. И не о вашей репутации. Вы правы. Вернее, думал, но как-то не так, видимо. Мне жаль, — в его голосе звучало искреннее раскаяние.
— Если жалеете, то лучше исправьте сделанное, — посоветовала она, успокаиваясь после вспышки.
Виктор спрятал лицо в ладонях и покачал головой.
— Вы знаете о моей ситуации. Я… могу не успеть.
— Успеете, — на его плечо легла затянутая в перчатку рука. — Я верю, что успеете. В конце концов, Ворон не стал бы тратить на вас силы, если бы считал, что у вас нет шансов.
ebooksa