— Хорошо, обычные люди. Тогда спросим так: А куда, стало быть, Господь Бог несет вас, таких смелых?
— Бог путь нам кажет, а язык до Киева доведёт… Вот в Киев и держим мы дорогу, — безразлично сплюнул шелуху на землю капитан. — Дело у нас там в Совете народных депутатов, мы так сказать по линии культпрограммы. Из Питера мы, документ — мандат имеем.
— Василий, они стало быть тоже учителями и врачами будут, — засмеялся старший красноармеец в очках и встретился взглядом с огромным конником, видно нечеловеческой силы, с огромной дубиной и цепью на конце своего оружия.
Григорий переглянулся со своим отрядом и остался доволен, все были на чеку, готовые рвануть к лесу. Но стрелять в красных защитников отечества, не входило в планы отряда.
— А что же у вас за проблемы, если вы так нас невзлюбили, Ленин, тоже вроде не из рабочих?
— Василий, а те хто вчерась тоже проскочить хотел, про Ленина не говорили? Быстро мы их в расход пустили, правда они перед смертушкой покричали, поругали большевиков и Советскую власть.
— Ха, да белые они, нутром чувствую, а рыжий их — он и есть вроде как главный офицер. Одеты опять же они гладко и справно, да и лошади как из императорской конюшни, все сытые и ухоженные…
Григорий обратил внимание, что красноармейцы, словно по–команде, взяли их на прицел и ждали команды старшего. Серьезные и жестокие люди, которые для себя делили общество на два непримиримых класса, видно сделали для себя выбор, причислив неизвестных конников к белым.
— А что у нас на лбу написано, что мы белые, а не красные? — тихо, но требовательно спросила Луна. В ее голубых глазах, отразилось небо, но она не была взволнованна, что могло означать, что она с трудом могла поверить во все происходящее, что нельзя вызвать по телефону спецназ или ОМОН, и пожаловаться в прокуратуру…
— Смотри, вон мамзель заговорила, — улыбнулся красный матрос и достал из кобуры маузер. — Вы только бежать не вздумайте, а то всяко бывает. Я уж редко промахиваюсь.
— А как же мандат? — вдруг вспомнил огромный и видно решительный в драке Василий с дубиной и цепью. — Вчера вот не говорили про мандат, а мы их всех в поле и кончили.
— А что, бумага все стерпит… Но вот, баб как‑то жалко убивать, сейчас рожать им надобно, сколько людей на войнах поумирало. Пусть красных рожают, — подал голос один из красноармейцев с усами и в тулупе и красной ленте на папахе.
— Галимкин, ты слюня на баб не распускай, наш комиссар Проньков может обеих забрать для социализации, вон какие молодухи гарные.
— Нет, одну точно себе заберу, уж больно у нее волосы белые, мне чем‑то купчиху с Привозного напоминает, вот правда сиськи маловаты… А так покладистая, — вдруг заржал красноармеец Галимкин. — Ну что пойдешь со мной, а то будешь потом по рукам ходить?
— Слушай, Галимкин, чудо–мудо, поп свое, а черт свое, — разозлилась Жара и взглянула на бойцов своего отряда, словно ожидая от них начала драки, по всем правилам мужского жанра.
— Эх, уж эти бабы, семьдесят две увертки в день. С бабой не сговоришь, — всплеснул руками Галимкин и как бы невзначай прицелился из винтовки «мосина» в бойцов отряда. — А ты чертом, меня не кличь… Не согрешив, не умолишь — так наш батюшка говорил, да вот его махновцы в колодец и опустили без веревки.
Григорий Семенов лишь слегка переглянулся с Пулей и глазами дал ему команду быть готовым к драке и слегка дотронулся до левой руки, что могло означать, что спецназовцу придется «валить» тех, кто был на лошадях слева.
— А я вот против того, чтобы тут их среди лесу стрелять. Мы все же должны применять революционную законность к врагам народа, — подал голос видно грамотный и из бывших офицеров или интеллигенции красноармеец в офицерской шинели без пагон. — Мы должны их в штаб полка вести, пусть там решают, что с ними делать.
Василий с безумными и радостными глазами закивал голой и пустил слюну через выщербленный рот. Кругом враз все согласились и под нацеленными винтовками проследовали с пленными в сторону большой деревни, что открывалась за пригорком за рекой.
— Ладно, разберемся на месте, — бросил своим бойцам Семенов и кивнул головой, направившись следом. Он понимал, что если уж здесь не сговорились и не разошлись, там в штабе полка, может многое зависеть от сумасбродства военных командиров. «Проньков, Проньков, такая кажется фамилия у их комиссара…», — повторял про себя эту фамилию Семенов, пытаясь вытащить из памяти, то, что стерлось и ушло за чередой событий последних дней.