Кода махновцы приблизились ближе и стал слышен их свист и ругательства, Георг дал команду открыть огонь. Разъехавшись веером, как научил штабс–капитан, три пулемета ударили по бандитам. Около десятка преследователей, взмахнув руками попадали с лошадей. Тогда махновцы стали уходить вбок, стараясь обойти тачанки.
Несколько пуль, выпущенных видно из дальнобойных маузеров впились в деревянные борта тачанок. Неожиданно споткнулась крайняя лошадь и обрывая шлею и упряжь отлетела в сторону, чуть не перевернув повозку. Еще одна пуля, все же попала в штаб–капитана, навсегда поставив точку на его гражданской карьере. Стаб развернул пулемет и стал отстреливать махновцев, что обходили их стороной. Но вскоре, земляной бугор начал скрывать махновцев, давая им укрытие от пулеметного огня.
— Георг, они скоро нас обойдут, и будут отстреливать в упор вон там впереди с холма.
— Уходим по полю вон к той роще, — крикну капитан Семенов и повернул на еле заметную тропинку, что шла к лесу.
Домчавшись до леса, Георг заметил, что одна тачанка была совсем не годна. Уже въехав в лес на просеку с неплохим твердым грунтом, капитан перерезал лошадиную упряжь, освободив лошадей от хомутов с гужами.
— Господин гвардии поручик и Уник пересаживайтесь, вам не привыкать на лошадях без седел ездить. Главное узда есть с поводьями и седелка с подпругой… Стаб пулемет заклинь напоследок, да патроны перекинь на повозку к Медведю.
Вскоре уже две тачанки и пятеро всадников продолжили свой путь по лесной просеке. Отряд махновцев успел приблизиться к беглецам за это время, но прицельная стрельба Стаба, продолжала отсекать преследователей от отряда. Скорость движения по лесной просеки значительно упала, но и не давала махновцам обойти отряд по густому лесу. Пуля продолжал отстреливать махновцев поодиночке из дальнобойной винтовки «мосина», используя те же патроны калибр 7,62 мм, как и в пулемете «максим».
Наконец, что‑то для себя решив и, видно, понимая безрезультатность дальнейшей погони, махновцы стали отставать и напоследок выстрелив несколько раз в сторону, уходящего по лесу отряда, остановились.
Версты через три тачанки были остановлены несколькими поваленными деревьями через лесную дорогу, которые видно лежали здесь давно и успели уже врасти в землю.
— На небо не вскочишь, да и в землю не закопаешься, — лишь вполголоса воскликнул поручик и в думах опустил голову. — Господа, что дальше делать будем?
Григорий спрыгнул с лошади и припал ухом к земле, сделав из ладоней воронку. Прошло несколько минут, пока молодой капитан вскочил и отряхнул руки.
— Георг, что там по «Европа Плюс» передают? — весело спросила Луна, чем не мало удивила капитана спецназа. «Или рисуется, девчонка, или правда отвердела ее центральная нервная система», — подумал он и бегло осмотрел всех, оставшись довольным.
— Эх, Луна, мышь не весела, объелась киселя, — пошутил Григорий и вспомнил про покойника.
— Ну, что братки, надо капитана схоронить, ну а коль не придут махновцы по нашу душу, то после оставим тачанки и на лошадях отправимся дальше…
Штабс–капитана схоронили под березой в глубоко просевшей меж корнями земле. Положив несколько камней сверху, что были рядом в родниковом ручье, поставили крест, связав две сосновые лаги ременными вожжами. Поручик, где‑то отыскал офицерский аксельбант и прикрепил его к кресту. Припав на колено, русский офицер тихо начал читать молитву: «Бури жизни миновали, страдания земные окончены, безсильны враги с их злобою, но сильна любовь, избавляющая от вечного мрака и спасающая всех, о ком возносится Тебе дерзновенная песнь: Аллилуиа».
Бойцы спецназа молча стояли около креста, вдруг вспомнив как приходилось им хоронить своих боевых товарищей в горах Кавказа и Азиатских стран, откуда нельзя было вывезти на большую землю. Они перекрестились и бросили по горсти земли на могилу неизвестного им, но русского штабс–капитана, который раньше защищал Отечество в Первой мировой войне.
Вскоре они повскакивали на лошадей без седел и двинулись в путь по тракту, ведущему к Харькову. Обездоленные и разоренные войной и махновскими бандами хутора и села встречались им по пути. Застигнутые ночью, они заночевали в одном диковинном доме, что стоял почти на болотах в осиновой роще.
Странная хозяйка, лет шестидесяти, сначала долго смотрела на незнакомых путников, возникших в темнеющем вечере, а затем впустивший их в дом. Она угостила их сначала каким‑то горьковатым чаем–напитком, от которого они уснули спокойным и безмятежным сном, а затем принялась лечить и мазать спину капитана Семенова. Деготь, травяные мази и настойки, а затем по широкой избе поплыли запахи каких‑то снадобий. Окунувшись в полубредовое состояние, капитан совершил путешествие в памяти по своей жизни. Он иногда вскрикивал и стрелял в кого‑то…
Григорий проснулся утром на рассвете, и не поверил своим ощущениям. На его спине был словно кожный нарост. Все кровавые полосы заросли не то кожей, не то чем‑то твердым, боль ушла, как будто и не было ее раньше. Так же и отряд был бодр и свеж поутру, но странной бабки знахарки они так и не увидели более. Подхватив под уздцы лошадей, они помчались к Харькову…
Глава 4. «Харьков, 22 ноября 1919»