— Чем кончилось?
— Человечек тот сейчас заседает в Думе, очень ценный государственный деятель. Мелентий отобрал у меня половину денег, заработанных таким тяжким трудом. А на вторую половину я купил домик в элитном посёлке, вот этот самый, и ещё осталось на безбедную старость. Но я отвлёкся. Значит, Нежный и допросы. Всё дело в том, что он, как работник полиции, допрашивал эту даму нежно. А что вам мешает допросить её бубново?
— Это как?
— Это паяльником. Включаете паяльник в сеть, и вставляете человеку в одно место. После этого человек рассказывает всё, поверьте моему богатому опыту. Бубновый отлично умеет делать такие вещи. Правда, он в глубине души очень добрый, и его доброта может в самый неожиданный момент прорваться наружу. Но пусть вас это не пугает. Если Бубновый вдруг откажется, его с удовольствием заменит Мешок.
— Заменю, — лаконично подтвердил Мешок, и вновь переключил внимание на карточную игру.
— А как-нибудь без паяльника можно? — робко спросила я.
— Конечно, Елена Михайловна. Превратите ту женщину в жабу, только говорящую, как в ‘Царевне-лягушке’, и пообещайте вернуть человеческий облик в обмен на нужную информацию. Но я бы на вашем месте предпочёл паяльник. Так надёжнее. К тому же, его вряд ли придётся вставлять. Народ у нас запуганный, так что обычно хватает одного только вида паяльника, а иной раз и просто слова ‘паяльник’. Вот такой мой совет, а вы уж как хотите. Пользоваться, не пользоваться — дело ваше.
Мы с Юрой и Серым пили вкусный компот. Парень заодно рассказывал дедушкиному соседу о своём житье-бытье на Британских островах. Я слышала его рассказы, наверно, раз двадцать, и мне изрядно надоело. Но сейчас Серый ненавязчиво повернул разговор в неожиданную сторону, и Юра рассказывал о ночной жизни Лондона и того небольшого городка, где располагался интернат.
Оказалось, ученикам не запрещалось посещать ночные клубы, правда, далеко не все. Только те, где не подавалось спиртное и не демонстрировался профессиональный стриптиз. Серый немедленно поинтересовался, как там обстоят дела с непрофессиональным, и мы узнали, что посетительницы, попытавшиеся раздеться на публике, из клуба навсегда изгонялись. Юра упомянул ещё несколько пикантных подробностей, Серый засмеялся, а я почувствовала себя третьей лишней и переместилась к картёжникам. Тем более что пора было покидать этот гостеприимный кров. По крайней мере, готовиться к этому уж точно пора.
— А вот мои два козыря, — заявил священник и положил на табурет, служивший карточным столом, крестовые туза и девятку. — Туза, грешник, не побьёшь, а с ним у меня очков хватает, так что с Божьей помощью я выиграл.
— Хрен тебе, поп несчастный! — возразил Бубновый и выложил три карты пиковой масти. — Молодка ходит вне очереди! Это у меня хватает, а не у тебя!
— Виновая молодка? Вот же как не вовремя, — загрустил батюшка. — Главное, твоих туза и валета я бью этими самыми козырями, а вот что делать с семёркой, даже ума не приложу, — он положил на ‘стол’ свою третью карту. — О, так у меня же виновая девятка! Как раз на твою семёрку! Так что я покрыл эту богопротивную молодку, и всё-таки выиграл! Козыри-то — жиры, то бишь, крести! Вот что крести животворящие делают!
— Поздравляю, — вмешалась я. — А теперь катран закрываем, прощаемся и уходим.
— Какой катран? — удивился Юра. — Как его закрыть? Это же черноморская акула, или я что-то путаю?
— Путаешь, отрок! По воле Божьей, некоторые слова имеют более, нежели одно значение, — пояснил ему батюшка. — И катран — это не только акула, но ещё и бандитское казино. Причём на бандитском же языке. Все, кто на нём говорит — грешники. Покайся, дщерь неразумная, ибо настанет час, когда…
— Аминь, — прервала его я. — Или аллилуйя, не помню, как правильно. В общем, хватит болтать, мы уходим.
— Не смей прерывать душеспасительную проповедь слуги Божия! Ибо я, подобно Господу нашему Иисусу, провожу время в компании мытарей и блудниц! И не позволю…
— Блудниц-то мы знаем, а вот кто такие мытари? — поинтересовался Бубновый.
— Таможенники, — просветил его Мешок. — Или налоговые инспектора.
— Таможенником быть неплохо, — согласился Бубновый. — Они неслабые бабки гребут. А вот Елену Михайловну блудницей ты, батюшка, назвал зря. Обидел женщину ни за что, понапрасну.
ebooksa