Дорога без конца

22
18
20
22
24
26
28
30

— Нет. Ошибка есть ошибка. Неприятно, конечно, но за такое у нас в Конторе голову не снимают. Папа бы понял. Дело совсем в другом.

Он замолчал и Хар вдруг увидел, как на его лице задергалась жилка.

— Я вдруг осознал, что мне все равно. Ну, убьют несколько тысяч человек. Подумаешь… Да я за свою службу угрохал столько, что потребуется несколько боевых караванов, а не эти жалкие десять тонн металлопластовых ящиков. И тут мне стало страшно…

Он опять отхлебнул. Хар молча слушал.

— Понимаешь? Пришло равнодушие. Мне действительно было все равно. И я испугался. Где угодно работник может быть равнодушен, исполняя свою работу, но у нас… У нас нельзя, парень. Никак нельзя.

Мужчина поднял голову и вперил в Хара внимательный взгляд.

— Запомни! Если вдруг когда-нибудь почувствуешь равнодушие — бросай эту работу и беги от нее к чертовой матери!

Он поднял стакан и отхлебнул из него.

— И что мне после этого оставалось делать? Лететь к психологам? А потом, года через два, выйти на волю человеком, сломанным навсегда и доживать, мучаясь угрызениями совести? Брр-рр. Нет, такое не для меня. Лучше уйти самому и постараться сделать это не без пользы для родной Конторы.

Он достал из кармана коробку, открыл ее и положил на стол небольшую пилюлю.

— Коробку возьмешь с собой, здесь оставлять не нужно. Все, парень. Прощай.

Он бросил пилюлю в рот и залпом опустошил стакан. Потом аккуратно поставил его на стол, закрыл глаза и дернувшись, немного сполз вниз. Хар встал и осторожно приблизился. Мужчина был мертв.

Хар постоял немного, осмысливая происшедшее, потом положил в карман коробку из-под лекарства и взял папку с материалами. Он включил экран и быстро посмотрел данные. Мужчина сказал правду: все необходимые для поиска материалы были здесь. Потом последний раз посмотрел на лицо умершего и вышел вон.

Он летел на другой континент. Материалы уже были переданы, а перед ним все стояло лицо человека, который полчаса назад спокойно и взвешенно покончил с собой. Да, двадцать лет работы в их Конторе действительно дорогого стоят. Как он назвал Колобка? Папа? Наверное, так его называли те, кто начинал работу, когда Хар был еще ребенком.

Ему вдруг стало противно, да так, что он почувствовал тошноту. Почему? Ну почему это должен делать именно он? Сколько миллиардов людей живет в Федерации? Почему он? Великие боги, за что такое наказание?

Хар начал дышать глубже, чтобы успокоиться, но дрожь не проходила. За что? Он что, не может жить обычной жизнью? Ходить на работу, как все. Жить с любимой женщиной, отдыхать в тенистых парках, наслаждаться вкусной едой. И не думать о том, что через две недели ему придется вернуться и опять убивать людей. Опять.

Скикар пожирал пространство и Хар, метаясь в своих раздумьях, не заметил, как провалился в некрепкий тревожный сон. Перед ним проходили люди, которых он знал раньше и что-то убежденно ему говорили, только он не понимал, что. Их застилал туман и они исчезали. А на их место приходили другие и тоже что-то говорили, говорили…

Потом в гуще появился просвет и Хар увидел приобретающую четкость фигуру. Перед ним появился Лок. Его Хар услышал вполне отчетливо.

— Я еще тогда заметил, что сестра к тебе не равнодушна, — сказал он. — Редкий случай. Может попросишь, вдруг она согласится? Хочешь, слетаем?

Лок смотрел на него добрым шаловливым взглядом, но до Хара вдруг дошло, что глаза у него жестокие и совсем не добрые.