– Прости меня, Эви, – мать судорожно вздохнула. – Прости, я никогда не понимала тебя. И теперь уже наверное так не пойму.
– Мама, ну зачем ты…
– Потому что это правда. Виновата не ты, а я. Я всегда почему-то была в стороне. А теперь, когда не стало отца, ты тоже покидаешь меня. Моя жизнь теряет всякий смысл. Я теперь останусь совсем одна.
Эвелин встала и подошла к окну. Раньше она так любила этот вид. Сейчас она смотрела на знакомые места, не видя того, на что смотрит. Перед глазами стояла больничная койка и задыхающийся Дэвид.
– Я люблю его, мама, – просто сказала Эвелин. – Больше жизни. И ни о чем больше не могу думать. Разве это не объясняет? Пойми, я не могу иначе. Думаю, что на моем месте ты сделала бы тоже самое.
Они помолчали. Потом мать подняла лицо и посмотрела ей прямо в глаза.
– Наверное, это так, девочка. Иди, тебе пора.
Эвелин последний раз прижалась к матери и глотая слезы, постаралась улыбнуться.
– Я верю, ма, что мы обязательно увидимся. Ты должна дождаться меня, обещай. Ты мне веришь?
Мать ничего не ответила.
– До свиданья. Я люблю тебя.
– Я тоже люблю тебя, Эви, – мать с трудом подняла руку и уронила ее.
– Прощай, – тихо произнесла она вслед уходящей дочери, когда дверь захлопнулась. – И храни тебя бог…
– Что сказала мама? – осторожно спросила Кэтрин. – Ты была у нее?
– Была, – ответила Эвелин. В ее голосе сквозила усталость.
– Что она сказала?
– Она сказала, что не верит, что у меня получится.
– И ты не взорвалась в ответ? – с полуулыбкой спросила Кэтрин.
– Нет, – вздохнула Эвелин. – Наоборот. Она плакала, я ее утешала и не заметила, как расплакалась сама. Маме очень тяжело. Такое впечатление, что после смерти отца она потеряла всякую опору в жизни. Мне очень ее жаль, Кэт, очень. Так не хочется оставлять ее одну…
Кэтрин придвинулась поближе.