— Воспользуюсь, Уотсон, еще одной вашей идеей, — сказал Холмс, — а именно: разница в интеллекте, достигнутая в результате специализированной и контролируемой эволюции, не столь велика, как радикальные различия в строении тела. Я несколько раз проводил аналогию со стаей бабуинов, нападающих на охотничью партию — но, возможно, более правильным было бы сравнение с шимпанзе. Эти обезьяны могут научиться ездить на велосипеде и пользоваться ножом и вилкой. Кто знает, — он снова обернулся к кристаллу, — быть может, и мы со временем сумеем овладеть их устройствами с пользой для себя.
— Мы уже овладели одним — кристаллом, — сказал Челленджер и зевнул. — Все мы устали, мне кажется. Сегодняшний день потребовал от нас значительных усилий. Говорят, утро вечера мудренее, не так ли?
Холмс настоял на том, чтобы Челленджер разместился в его спальне, сам же улегся на кушетке, укрывшись старым синим халатом. Я удалился к себе в спальню и с чувством глубокого облегчения лег в собственную постель — впервые за последние десять дней. Так, в утешительных объятиях Морфея, я проспал всю ночь без сновидений.
Когда я проснулся, в окна светило яркое солнце, а в гостиной раздавался взволнованный голос Холмса.
Я мгновенно вскочил с постели. Сердце сильно билось. Я схватил свой халат с крючка, закутался в него и выбежал в гостиную.
Посреди комнаты стояла наша домоправительница, миссис Хадсон. Ее светлые волосы были в беспорядке, белая блузка и темная юбка помяты и в пыли. Обычно полная жизни, миссис Хадсон теперь бессильно поникла. Холмс поддержал нашу домоправительницу и помог ей сесть.
— Марта! — воскликнул он. То был единственный раз, когда на моей памяти он назвал ее по имени. — Я ведь велел вам оставаться в Донниторпе, где вы были бы в безопасности, хотя бы на время.
— Ах, я обязана была узнать, что случилось с вами, — плача, произнесла она. — Я должна была узнать, пусть бы и случилось самое худшее.
Сидя рядом, Холмс обнял плачущую женщину.
— Налейте ей бренди, Уотсон, — сказал он, и я налил миссис Хадсон щедрую порцию. Холмс поднес стакан к ее дрожащим губам. Она благодарно выпила и подняла голову — казалось, напиток успокоил и оживил ее.
— Я должна была знать, — повторила она.
— Вы проделали больше ста миль, — сказал Холмс. — На велосипеде, как я понимаю. Это вполне очевидно: пыль, поднимаемая старыми моделями, оставляет именно такие следы на одежде.
— Сперва я шла пешком. Вышла позавчера, — с трудом сказала она. — Потом нашла у дороги велосипед и добралась до Лондона прошлым вечером. Потихоньку дошла сюда.
— Вы видели по пути марсиан? — раздался голос Челленджера, который также появился в гостиной. Он был в одной рубашке и надевал подтяжки на мощные плечи.
— Видела двух, но издалека, слава Богу.
Слезы вновь выступили у нее на глазах, она скрыла лицо руками. Холмс заботливо помог миссис Хадсон подняться на ноги и повел ее к двери своей спальни, откуда только что появился Челленджер.
Властно, точно констебль, Челленджер похлопал меня по плечу.
— Пойдемте-ка, Уотсон, — сказал он.
— Но миссис Хадсон может понадобиться моя помощь, — возразил я.
— Холмс прекрасно позаботится о ней и без вашей помощи.