Но этот вечер закончился далеко не так хорошо, как начался. На кладбище денунциантами был найден новый труп — и снова женский. Обнаруживший его толстый стражник по прозвищу Пастиччино, Пирожок, после того, как передал новость прокурору, таинственно исчез, и был обнаружен лишь час спустя в малопристойной позе над выгребной ямой.
Беднягу рвало желчью.
Между тем на погосте в неверном свете чадящего факела открылась картина, заставившая насмешников Трибунала подавиться ироническими замечаниями в адрес Пастиччино. Все с ужасом разглядывали разверстые женские руки и ноги, белеющие на фоне чёрной земли в неглубокой могиле, их покрывал плавающий в телесном месиве окровавленный скелет.
Отодвинувшиеся стражники и денунцианты, которым ещё предстояло возиться с трупом, обсуждали, не лучше ли оставить всё как есть до утра? Хоть и близится полнолуние, но лучше этим заняться по дневному свету. Элиа мысленно сравнивал это убийство с двумя предыдущими, а Джеронимо, отодвинув палкой скелет, во что-то внимательно всматривался и, наконец, заявил Леваро, что, кажется, узнаёт покойницу. Прокурор изумлённо посмотрел на инквизитора, перевёл взгляд на обезображенное лицо убитой. Стражники тоже подошли поближе. После мастерского и молниеносного расследования убийства Фогаццаро Гоццано в Трибунале к любому слову его милости мессира Империали были готовы прислушаться с той же готовностью, с какой евреи внимали Синайским заповедям Моисея, но как…
— Возможно, я и не прав, Леваро, но это вполне может оказаться донна Анна Лотиано.
Прокурор пронзил инквизитора взглядом. Лотиано? Обернулся на труп. Джеронимо тем временем распорядился принести носилки, после чего, велев двум стражникам дежурить до утра, а пока пойти перекусить, отпустил всех остальных и остался наедине с трупом и Леваро.
— Почему вы думаете, что это она?
Вианданте поморщился и, убедившись, что все ушли, неохотно проговорил:
— В тот день, когда мы посетили подеста, донна Анна так старалась, чтобы я обратил внимание на красу её бюста, что я волей-неволей вынужден был сполна насладиться этим волнующим зрелищем. На её груди была такая же странная бородавка — с тремя волосками. А главное, этот непереносимо зловонный запах пота… отдает гвоздичным маслом и чуть розмарином. Слышите? Я и вправду тогда взволновался, опасаясь, чтобы со мной не случилось то же, что ныне с несчастным Пирожком. Но, оказывается, это испытание было промыслительно. — Империали снова брезгливо принюхался. — Запах-то тот же. Это она, ей-богу.
Леваро изумился, ибо никакого иного запаха, кроме запаха земли и крови, не ощущал, но, всмотревшись, был, пожалуй, готов согласиться с Вианданте. Да, это донна Анна. Похожи руки и плечи. Он, правда, никогда внимательно к ней не приглядывался, но, возможно, это и вправду она.
Выпрямившись, инквизитор в мрачном молчании замер над трупом. Наконец апатично проговорил:
— Помните принца Мирандолу, его дурацкую «Речь о достоинстве человека», Леваро? Я еле прочёл этот бред сумасшедшего. Как это он сказал? «Человека по праву называют и считают великим чудом, действительно достойным восхищения…» Д-да… идиот. Тут неглубоко. Давайте перевернем её. — Вианданте взял труп за ноги.
— Зачем, Боже!?
— Вы говорили, что ваш Ликантроп клеймит женщин.
Синьор Элиа Леваро никогда не считал себя ни сентиментальным, ни чувствительным, но сейчас снова изумился этому удивительному человеку, которому, казалось, это ужасающее преступление служило лишь иллюстрацией для изучения недостатков рода человеческого. Вдвоём они с трудом перевернули тяжелый труп, причём инквизитор с досадой пожаловался, что убитая весит, как бычья туша, а затем внимательно рассмотрел клеймо, алевшее на белой коже ягодицы, как рубрика в старинных фолиантах, переписываемых в монастырских скрипториях. Вгляделся и в рогожу, на которой лежало тело. Уточнил: «В предыдущих случаях клеймо было такое же?» Леваро кивнул. Когда они уложили покойницу на прежнее место, Джеронимо приказал пригласить завтра людей из дома Лотиано и утром вызвать к нему донну Лауру Джаннини.
Прокурор побледнел и, немного помедлив, спросил:
— Донну Джаннини?
«Вы не ослышались, Леваро. Донну Джаннини». «Но зачем? Она не была близка с Анной Лотиано». «Зато была дружна с Амандой Леони, и знала всех троих. Дайте ей спокойно позавтракать, и даже — закусите с нею, — и приведите». Леваро вяло возразил, что напрасно мессир Империали намекает, что он… «Намекаю на что?» — деланно изумился Вианданте, причём, даже не дал себе труд скрыть наигранность.
Леваро с досадой махнул рукой.
Встреча с донной Лаурой на этот раз насторожила инквизитора. Узнав о гибели Анны Лотиано ещё от Леваро, она оказалась куда сдержаннее, чем неделю назад. Она не знает, кто мог убить её подругу Аманду, они виделись за неделю до её гибели: «она не говорила ничего, что натолкнуло бы на подозрения». «Имела ли подруга любовника?» «Как можно!» «Что она знает о Джиневре Толиди?» «О, совсем ничего, они никогда не ладили, и не были близки… Анна Лотиано? Мы вместе росли, но плохо знали друг друга, мало общались». Губы её плотно сжимались и то и дело белели, глаза почти зеркально отражали дневной свет.