Лилли смотрела на то, как Губернатор стоял на коленях в море мерцающего серебристого света. Что-то было не так. Откуда он знал, что они убили доктора Стивенса? Он в тот момент лежал в коме, свидетелей не было. Откуда он знал, что Стивенс просто не наткнулся на группу кусачих? Лилли сжала кулаки.
– Я БОЯЛСЯ ЗА ЖИЗНЬ МАРТИНЕСА, – сказал Губернатор. – Я НЕ ЗНАЛ, ВЗЯЛИ ЛИ ОНИ ЕГО В ЗАЛОЖНИКИ ИЛИ СОТВОРИЛИ КОЕ-ЧТО ПОХУЖЕ. ПРЕЖДЕ ЧЕМ МЫ УСПЕЛИ СНАРЯДИТЬ ОТРЯД НА ИХ ПОИСКИ, ОНИ ПОДБРОСИЛИ КОЕ-ЧТО К ВОРОТАМ ПОД ПОКРОВОМ НОЧИ.
Он раскрыл коробку и вытащил оттуда темный, поблескивающий на свету предмет размером со сдутый баскетбольный мяч.
– ОНИ ПОДБРОСИЛИ ВОТ ЭТО!
Поднявшись на ноги, он выставил предмет на обозрение публики.
Зрители ахнули, трибуны пришли в движение. Послышались удивленные шепотки, некоторые присутствующие переглянулись между собой. Вид поднятой за волосы в воздух и слегка покачивающейся отрезанной головы запустил в людях естественную реакцию, обусловленную не только естественным отвращением, но и сотнями тысяч лет генетического программирования.
Сидя с краю, Лилли просто сложила руки на коленях, опустила глаза и покачала головой. Она ожидала чего-то подобного. И все же зрелище застало ее врасплох и вид обескровленной головы Цезаря Мартинеса вызвал большее отвращение, чем она рассчитывала. Она пару раз взглянула на нее в лесу во время поспешного отступления с поляны, но сейчас, в мерцающем свете прожекторов, в руке у Губернатора эта жуткая голова выглядела совершенно иначе. Человеческая голова, лишенная тела, сначала показалась ей ненастоящей, а затем до смешного зловещей – бледное лицо некогда красивого латиноса теперь было
В следующее мгновение на смену этим ощущениям пришло осознание истинного ужаса происходящего.
Некоторое время Губернатор молча держал голову на весу, чтобы каждый мог разглядеть ее. Она слегка покачивалась на волосах. Это движение казалось Лилли очень вялым, как будто призрачным. Из шеи, словно корни, торчали обрывки сосудов и жил. Из раскрытого рта сочилась черная жидкость. Пропитавшаяся кровью изорванная бандана сползла на самый затылок. Если бы не молочно-белая пленка, затянувшая глаза, невозможно было бы понять, успел ли Мартинес обратиться, до того как ему отрубили голову.
Сидевшие на задних рядах зрители, которые взирали на мерзкую картину с расстояния более чем в двадцать пять ярдов, не видели, что бледное лицо до сих пор подергивалось в беспорядочных судорогах, характерных для оживших мертвецов. Желваки то и дело напрягались, мелкие мышцы часто сокращались – конец этому можно было положить лишь путем сожжения головы или полного уничтожения мозга. Лилли прекрасно видела это со своего места. Она узнавала жуткие признаки вечных мук.
– Господи Иисусе, – прошептала она, не обращаясь ни к кому конкретному и едва чувствуя присутствие Остина и ободряющее прикосновение его руки.
Стоявший на залитой ярким светом арене Губернатор сказал:
– Я ЗНАЮ, НИКТО ИЗ ВАС НЕ ХОЧЕТ ЭТОГО ВИДЕТЬ. ПРОШУ ПРОЩЕНИЯ ЗА ЭТОТ УЖАС. Я ПРОСТО ХОЧУ, ЧТОБЫ ВЫ ПОНИМАЛИ: ЛЮДИ, С КОТОРЫМИ МЫ ИМЕЕМ ДЕЛО… – еще одна театральная пауза. – …НАСТОЯЩИЕ МОНСТРЫ!
Лилли было противно слышать это. Оглянувшись, она заметила, как толпа зашевелилась. Некоторые мужчины сжали кулаки, удивление на их лицах сменилось гневом, глаза сузились от ярости. Некоторые женщины крепче прижали к себе детей, заставив их отвернуться и не позволяя им смотреть на арену. Остальные сжали зубы в приливе ненависти и жажды крови. Лилли ужаснулась этому преображению – у нее на глазах проявлялось стадное чувство.
В динамиках снова раздался голос:
– ЭТИ ДИКАРИ ЗНАЮТ, ГДЕ МЫ ЖИВЕМ! ОНИ ЗНАЮТ, ЧТО У НАС ЕСТЬ! ОНИ ЗНАЮТ НАШИ СИЛЬНЫЕ И СЛАБЫЕ СТОРОНЫ! – Губернатор оглядел встревоженные лица. – НУЖНО УДАРИТЬ ПО НИМ, ПОКА ОНИ НЕ УСПЕЛИ НАПАСТЬ НА НАС!
Лилли вздрогнула – трибуны позади нее вдруг взорвались свистом и выкриками. Кричали не только мужчины. В единый хор слились голоса зрителей всех возрастов, полов и темпераментов – и в озаренное мерцающим серебристым светом небо взлетела мрачная аллилуйя воплей. Некоторые зрители вскинули в воздух кулаки. Другие закричали от ярости, и их крики были мало похожи на человеческие. Губернатор наслаждался этим. Все еще держа в руке голову, как безумный шекспировский герой на сцене театра, он медленно поворачивался в сюрреалистическом мерцании ламп. Наконец он снова заговорил:
– Я НЕ СОБИРАЮСЬ СИДЕТЬ СЛОЖА РУКИ, ПОЗВОЛЯЯ ИМ РУШИТЬ ЭТОТ ГОРОД. МЫ СЛИШКОМ МНОГОЕ ПОТЕРЯЛИ! МЫ СЛИШКОМ МНОГОЕ ПРИНЕСЛИ В ЖЕРТВУ!
Часть зрителей начала выкрикивать слова одобрения, словно в религиозном экстазе, и от этого Лилли снова поежилась. Остин держал ее за руку и шептал:
– Все хорошо… Все будет хорошо… Лилли, все хорошо…