Паутина

Я вернулся в вестибюль, сел на мраморную скамью и стал наблюдать за лифтами сквозь буйную тропическую растительность. Чуть погодя я купил пузырек аспирина и, немного повозившись с крышечкой, предусматривавшей защиту от детей, проглотил несколько таблеток. Боль в руке не уменьшилась сразу, но постепенно отступила. Я съел сни-керс и выкурил четыре сигареты, вмяв каждый окурок в серый песок в цветочном горшке. Кондиционеры настолько охладили гигантский хорошо освещенный вестибюль, что в нем стало зябко, как в гробнице. Я дрожал в своей сырой мятой рубашке с коротким рукавом и влажных ботинках. Я был полупьян, смертельно устал и чувствовал, как рушатся надежды и наползает волна страха. Служащие отеля в лиловой униформе и плоских шляпах без полей толкали по мраморному полу дребезжащие поезда багажных тележек. Группа из сорока или пятидесяти седых туристов в пастельной одежде и с беджами с шумом собралась, а затем упорхнула, точно стайка птиц. Оголтелые поклонники Элвиса в синих джинсах и клетчатых рубашках, в шелковых блузах и деловых костюмах, модных в 1940-х годах, в армейской униформе, в белых атласных комбинезонах, усыпанных стразами, и больших темных очках, тянулись в отель мелкими группами по два-три человека.

Зазвонил мой мобильный. Джули. Семь вечера на Кубе. Полночь в Брюсселе.

— Итак, ты умчался на край света, Диксон?

Значит, она видела фотографии, которые я ей переслал.

— Я в отпуске.

— Хватит врать.

— Джули, это всего лишь каникулы полицейского.

— Ты охотишься за призраками, Диксон. Не знаю, смеяться мне или плакать.

— Он реальный, Джули. Очень реальный и очень плохой человек.

— Я имела в виду твоих собственных призраков, Диксон. Полагаю, ты хочешь рассказать мне об этом плохом человеке. Кто он? Это он посадил мне на хвост милого голландского детектива?

— У тебя опять что-то не в порядке?

— Я прекрасно провожу время.

Детектив Дэвис вышла из лифта и целеустремленно пересекла по диагонали вестибюль, направляясь к вращающимся дверям.

— Джули, мне надо идти.

— Надеюсь, это не ловкий ход с целью вызвать мое сочувствие.

— Я здесь, чтобы сделать кое-что важное. Свою последнюю полицейскую работу. И мне сейчас действительно надо идти.

— Не пропадай, — ответила она и отключилась.

Я позвонил Маркосу, и пока ждал его по эту сторону вращающихся дверей, наблюдал, как Дэвис под стеклянным навесом отеля нетерпеливо поглядывает на часы. Черный лимузин подкатил по короткой дуге дорожки и остановился. Портье открыл дверь. Дэвис не стала давать чаевых, забралась внутрь. Как только лимузин зашуршал прочь, я выскочил через двери, едва не попав под колеса желтого такси, сбежал вниз по склону с пружинящей травой, перемахнул через низкую изгородь цветущих вечнозеленых растений и чуть не свалился на мостовую, когда подъехала машина Маркоса. Он открыл дверцу, и я ввалился внутрь.

— Следуй за тем автомобилем, — приказал я. Всегда мечтал сказать что-нибудь этакое.

Лимузин въехал в старый город. Маркос держался в трех или четырех машинах позади, меняя полосу каждые две-три минуты, действуя, как настоящий профессионал.