И он понял, что до неё так и не дошло, какими серьёзными последствиями может быть чревато это странное предложение.
— И потом, знала бы ты, как он обрушился вчера на О’Мэлли! Он даже обвинил Пата, что тот намеренно пытался опозорить его и всё правительство! Это уж совсем бессмысленно. Господи, Пат пытался только спасти свою шкуру, да и это у него получилось не бог весть как умно. Но Марк вбил себе в голову, что Пат пытался скомпрометировать лично его, Холленбаха.
Она расхохоталась и покачала головой:
— Я уже говорила тебе, дорогой, всем нам иногда что-нибудь мерещится. Значит, наш мистер Совершенство тоже не исключение. Никогда не забуду, как однажды он взвился как ракета из-за совершеннейшего пустяка, так мне, по крайней мере, показалось.
— Так Марк однажды набросился и на тебя?
— Да нет, не на меня. Со мною он только флиртует иногда по телефону, но слышать всякие милые пустячки от президента, конечно, весьма лестно.
— Кто же это вывел его из себя?
— Месяца два назад, в январе, кажется, президент позвонил и попросил соединить его с Джо. И никаких любезностей я на этот раз от него не услышала. Я сказала ему, что он, по-видимому, забыл — Джо сейчас объезжает западные штаты. О да, правильно, говорит он и тут же спрашивает, не известно ли мне чего-либо о назначении Дэвиджа. Тогда как раз рассматривался вопрос о назначении его заместителем министра финансов.
— Это чикагский банкир?
— Да, он самый. Этот Дэвидж был давнишним приятелем Джо, и Джо попросил президента сделать ему личное одолжение и предоставить Дэвиджу этот пост. Марк дал понять, что такая идея ему по душе и что он подумает. И вот в тот день он вдруг без всяких своих обычных любезностей заявляет мне, что о Дэвидже не может быть и речи, что Дэвидж пытается его погубить, что ему только и надо как проникнуть в министерство, чтобы оттуда удобнее было шпионить за ним, за президентом.
— Это Дэвидж-то?
— Вот именно. Он накинулся на этого Дэвиджа так, что остановить его было невозможно. Его как будто прорвало. Это надо было слышать, — прямо извержение действующего вулкана. Он обвинял Дэвиджа в произнесении какой-то предательской речи об управлении страной, и будто бы эта речь явилась саморазоблачением этого злонамеренного человека, да, примерно так он и сказал, и будто бы Дэвидж хотел выжить его с поста президента. Ну а когда неделю спустя Джо возвратился из своей поездки, он рассказал, что президент позвонил и объявил, что Дэвидж ему решительно не подходит. И вот тогда и предложили, чтобы сенат рассмотрел кандидатуру Лавалье, и вы выбрали его. Но эта вспышка по поводу речи Дэвиджа заинтриговала меня. Я позвонила в Чикаго, связалась с секретаршей Дэвиджа и попросила её прислать мне все его выступления примерно за год. Прочитала их все очень внимательно, ни строчки не пропустила, и нашла в них одну-единственную фразу, которая содержала критику на администрацию. Да и критика-то была весьма слабая, какая-то фразочка, которую сразу и не заметишь. Он сказал всего-навсего, что правительству Холленбаха следует пересмотреть политику в отношении механики увеличения акционерных прибылей. Всего-то, дай бог памяти, слов, наверное, пятнадцать.
— А Доновану ты об этом сказала?
— Нет. Я никогда не пересказываю того, что мне говорят, разве только меня не начнёт уговаривать какой-нибудь красавец с густыми чёрными волосами и прелестным подбородком! Но вот что мне тогда показалось странным. Уж больно эта вспышка была непохожа на Холленбаха. Он тогда, наверное, просто переработался. А может, этот Дэвидж сыграл с ним когда-то грязную шутку и мы ничего не знаем? Но как бы там ни было, ясно одно: при всех разглагольствованиях о самосовершенствовании нашему президенту не чуждо всё человеческое! И, если хочешь знать, он мне теперь даже больше стал нравиться, когда я узнала, что он, как и все мы, тоже может иногда сорваться. Тебе этого не кажется?
Она откинула занавески и выглянула в окно. Там, в крохотном, размером с носовой платок, дворике виднелся квадрат грязного снега. Уже вечерело, и Джим видел, как стекают капли дождя с веток сикаморы. Как и в большинстве резиденций Джорджтауна, заборы тут скрывали за собой по нескольку квадратных футов частных владений и, словно тюремные стены, огораживали крошечные дворики. Джим вдруг почувствовал, что всё это нестерпимо давит на него. Рита опустила занавески.
— Мерзкий вечер, — сказала она. — Не знаю, как ты, а я страшно рада, что сегодня мне никуда не придётся идти.
Джим неловко потянулся. Ему не терпелось поскорее уехать, снова вернуться к знакомой обстановке своего дома в Маклине, снова почувствовать себя простым сенатором от штата Айова. Од подумал о Марте и о Чинки и снова испытал угрызение совести.
— Мне пора, Рита! — Он поднялся и взглянул на часы.
— Уже десять минут десятого. Завтра в десять у нас будет заседание комитета, и мне надо ещё просмотреть кипу докладов.
Она понимающе улыбнулась, и от этого он почувствовал себя ещё более неловко.
ebooksa