Ночь в Кэмп Дэвиде

22
18
20
22
24
26
28
30

— Сказать по правде, Ник, мне и в голову не приходило, что Маквейг имел тогда в виду президента. Я просто полагал, что он рассказывает мне о самом себе, притворившись, что его заботит состояние какого-то другого сенатора. Конечно, позднее визит агента Секретной службы показался мне весьма странным. И всё-таки я не догадался помножить два на два и посмотреть, что из этого получится, — весьма обычная вещь в этом городе, но совершенно непростительное упущение для человека, уже сорок лет занимающегося юридической практикой. Неужели Джим действительно обвиняет президента в умственной неполноценности?

— Именно. — Тон Никольсона был резкий, возмущённый. — Явный абсурд.

— Странное, очень странное обвинение со стороны Маквейга. Совершенно не понимаю, чем это вызвано…

— Послушайте, Поль, — сказал Донован, — будучи другом семьи президента, вы с ним видитесь чаще нас всех. Скажите, приходилось вам замечать в его поведении что-нибудь болезненное?

— Никогда. Наоборот, от него так и пышет энергией. Я только вчера был у него по одному делу и могу сказать, что никогда не видел президента, более способного разобраться в обстановке. Конечно, он кипит и бурлит больше любого из нас, но ведь он всю жизнь был таким!

— Я к этому могу прибавить только, что он разговаривает по телефону так энергично, что у меня потом целый день звенит в ухе. Он такой же, как всегда, полон огня и новых идей.

Донован перевёл взгляд на Бразерса, чьё обычно невыразительное, бесстрастное лицо всё больше хмурилось по ходу разговора.

— А что вы нам скажете, шеф? Приходилось вам или вашим сотрудникам замечать в действиях президента что-либо ненормальное за последнее время?

— Нет, ничего подобного я не замечал. Но я бы очень хотел иметь возможность сказать то же самое про сенатора Маквейга! Он меня беспокоит чёрт знает как.

— А что это за история насчёт того, что вы якобы установили слежку за Маквейгом? — спросил Никольсон.

Бразерс болезненно поморщился. Вот оно, началось! Подумать, что он всё-таки завяз по уши в этом сомнительном деле младшего сенатора из Айовы! Испорчены последние месяцы перед пенсией!

Бразерс заискивающе посмотрел на присутствовавших:

— Нам всегда дьявольски неприятно устанавливать слежку за официальными лицами. Но в случае с сенатором Маквейгом у нас не оставалось выбора. Началось с того, что к нам поступили сведения, что помощник Маквейга задавал странные вопросы о годах юности президента. Потом Маквейг солгал моему агенту Лютеру Смиту. Затем в его домашнем кабинете мы нашли целый ящик хирургических ножей!..

Удивлению Грискома, казалось, не было границ:

— Ножей???

— Вот именно, ножей, сэр. — И Бразерс рассказал о том, как три недели тому назад в одно из воскресений Лютер Смит обнаружил в доме Маквейга коллекцию хирургических скальпелей.

— А в довершение всего этот его совершенно необъяснимый отказ баллотироваться в вице-президенты! И странное утверждение, что он пишет о президенте книгу, хотя не имеется ни малейших доказательств, что он действительно этим занимается. Поймите, джентльмены, я не имею права рисковать в этом деле! В конце концов, охранять особу президента — моя работа и святая обязанность!

Последние слова он сказал вызывающим тоном, так как утаил от собеседников, что слежка за Маквейгом была установлена больше из страха, что Холленбах может узнать о расспросах Маквейга и потребовать от Службы объяснений. Долгий опыт работы в бюрократических джунглях Вашингтона научил его, что иногда мудрее промолчать, чем сказать слишком много.

— Я думаю, что нам следует позаботиться о Маквейге и показать его психиатру, — сказал Никольсон. — Не могу понять, что с ним такое, но он определённо хочет причинить ущерб президенту Холленбаху, возможно, только политически, но кто может поручиться, что не физически? Мы должны поместить Джима в больницу, где ему может быть обеспечена помощь квалифицированного психиатра.

— Чертовски не правится мне вся эта история, джентльмены! — воскликнул Донован. — Запрятать в психиатрическую больницу сенатора Соединённых Штатов, это вам не шутка!