Оборотень по особым поручениям,

– Что вы тут делаете? – недоуменно спросила она, обнаружив меня сидящим на кровати. – Разве вы не уехали с инспектором?

– Зачем я там? Я служу по другому ведомству, так, помог по доброте душевной.

– Эндрю, может быть, воришка, но не убийца, – со странной уверенностью произнесла Майя. – От него не пахло смертью. Давней – немного, но это, видимо, отголоски войны, он ведь служил… Кстати, Алекс, а вы?

– Что – я?

– Служили?

– Конечно, – неохотно ответил я. – По своему основному профилю – искал мины. Искал диверсантов. Шпионов помогал вычислять. Состарился лет на десять, роздыха вообще не знал.

– Вот почему у вас седина, – протянула она. – Собачий век короче человеческого, и чем больше вы…

– Не надо об этом, пожалуйста, – оборвал я. – Жизненные силы вполне восстановимы, но постоянно находиться в другой форме не рекомендуется.

– Просыпаются животные инстинкты?

– Нет, думать начинаешь примитивно.

– А это не одно и то же?

– Нет, – ответил я. – У меня выбора не было, нюхачей слишком мало, так что меня непрерывно перебрасывали с объекта на объект. Времени превратиться и прийти в себя просто не хватало. А потом, после войны, я полгода заново учился разговаривать по-человечески. Спасибо, не списали по инвалидности, говорю же, нюхачей всего ничего. Для гражданской службы я вполне годен, даже справка есть.

Майя помолчала.

– Простите, – сказала она наконец, опустив голову так, что я видел только тонкий пробор в блестящих черных волосах. – Я не умею шутить. Видите, попыталась – и сделала вам больно.

– Ничего вы не сделали, – вздохнул я. – Это уже в прошлом. Отболело и прошло.

– А шрамы остались, – серьезно произнесла она и посмотрела на меня своими невероятными глазищами.

– Конечно, – согласился я, почесав шрам на виске (это меня осколком зацепило, а вовсе не бандитской пулей), и вынул другую руку из-за спины. – Кстати, вы не это вот искали? Я нашел ее в вещах Эндрю.

Каюсь, я не умею устраивать сюрпризы. Прямолинеен, как… как собака, да.

Реакция Майи превзошла все мои ожидания. Увидев статуэтку, она онемела, и я не представлял, что ее обычно бесстрастное лицо может выражать такие эмоции – и потрясение, и радость, и страх…

Правда, тут я отвлекся от физиогномики, потому что Майя буквально рухнула передо мной на колени и протянула руки. Сейчас в глазах ее читался священный восторг, и я быстро убрал статуэтку обратно за спину.