Я выудил из коробки одну цепочку и попытался рассмотреть ее повнимательнее, но в клубе было слишком темно. Я перевернул ценник, на нем были проставлены цифры — двести пятьдесят киамов.
— Послушай, Фуад, — сказал я с сомнением, — туристы и местные жители жалуются, что приходится платить восемь киамов за стакан. Ты, наверно, сделаешь скидку на свой товар?
— Конечно.
— И сколько же ты за них просишь? Иль-Манхус прикрыл глаза, притворившись, что задумался. Затем он взглянул на меня так, словно просил милостыню.
— Пятьдесят киамов.
Я снова посмотрел в коробку и поворошил пальцем ее содержимое.
— Нет, — покачал я головой.
— Ладно, — сказал Фуад. — Девять киамов, но яа латиф! Я же так ничего не заработаю!
— Может, за десять ты их и продашь, — сказал я. — Ведь ценники из лучших магазинов города.
Фуад выхватил у меня коробку.
— Значит, они стоят больше десяти? Я засмеялся.
— Взгляни, — сказал я Кмузу. — Металл с позолотой. Наверно, не стоит и пятидесяти. Видимо, Фуад украл в шикарном магазине несколько ценников с трехзначной цифрой, привязал ценники к дешевой бижутерии и загоняет их пьяным туристам, рассчитывая, что они не заметят подделки, особенно в темном помещении бара.
— Потому-то я и спросил, можно ли прийти вечером, — сказал Фуад. — Вечером здесь еще темнее. Будет еще лучше.
— Нет, — отказал я. — Если Индихар разрешает тебе обманывать туристов, это ее дело. Но я не позволю тебе этим заниматься, а вечерами я здесь бываю часто.
— Яа Сиди, зловещим тоном произнес Кмузу, — если его поймают за пределами Будайена, ему отрежут руки.
Фуад переполошился не на шутку:
— Ты же не позволишь им сделать со мной такое, Марид?
Я пожал плечами:
— Что касается вора, то руки ему отрезают независимо от того, мужчина это или женщина. Это итог его деяний — наказание, исходящее от самого Аллаха. Всемогущего и Мудрого. Так написано в Священном Коране. Можешь прочитать сам.
Фуад прижал коробку к своей впалой груди.