Поцелуй изгнанья

22
18
20
22
24
26
28
30

— Об этом не беспокойся. У нас есть специальный персонал, который убедит этих упрямых хозяев.

«Специальный персонал». Мне понравился этот эвфемизм. Весь персонал Папы носил имена вроде Гвидо, Тайни или Игорь.

— Лучше было бы, чтобы ты и твой друг несколько дней поработали одной командой, — продолжал Папа. — Прежде чем ты отпустишь его. Когда мы охватим весь Будайин, мы сможем осуществлять даже более жесткий контроль. Мы сможем сказать, кто пользуется этой связью и какие вопросы он задает. Поскольку им приходится пользоваться официальной идентификационной картой для регистрации, мы сможем управлять распределением информации. Мы даже сможем не допускать к ней кое-кого.

— Но, конечно, мы не будем этого делать? — спросил я.

Папа помолчал пару секунд.

— Конечно нет, — сказал он наконец. — Это противоречит принципам святого Пророка.

— Да будет с ним мир и благословение Аллаха, — автоматически ответил я.

Тарик положил передо мной буклет.

— Здесь полный набор команд, — сказал он, — а в конце буклета карман со специальной идентификационной карточкой, чтобы вам не пришлось платить за звонки.

— Спасибо, — ответил я. — Я ознакомлюсь с этими командами, а завтра пойду вместе с Жаком разговаривать с владельцами клубов на Улице.

— Прекрасно, племянник, — сказал Папа. — А теперь поговорим о нашей мести. Лучше всего объединить ее с поисками настоящего убийцы Халида Максвелла, наряду с избавлением от тех, кто злоумышляет против нас. Я приму только самое изящное решение.

— А что, если доктор Садик Абд ар-Раззак на самом деле в этом не замешан? — спросил я.

Я говорил об имаме, который дал разрешение Хаджару и его головорезам похитить нас. Папа впал в ярость.

— Не говори мне об этом сыне больной верблюдицы! — воскликнул он.

Я никогда не видел, чтобы он так выказывал свои эмоции. Лицо его побагровело, в порыве ярости он потрясал кулаками. — О шейх…

— Люди Будайина с ума посходили от тревоги! — сказал он, колотя кулаком по столу. — Все они будут думать, что нас снова могут похитить, и на этот раз мы уже не вернемся! Ходят дурные слухи о том, что мы утратили власть, что союзникам наша протекция не в радость. За последние дни я сделал все, чтобы успокоить и утешить моих обеспокоенных друзей. Клянусь жизнью моих детей, что я не выдохнусь и что меня не задвинут! У меня есть план, племянник. Подождем и посмотрим, сумеет ли этот проклятый имам снова разлучить меня с теми, кто меня любит. Если он и не замешан, мы его втянем в дело.

— Да, о шейх.

Господи… Вот так разворачивались события за этим завтраком. Наказания и награды раздавались с легкостью, по заслугам или нет — не важно. Иногда Фридландер-Бей напоминал мне капризных гомеровских богов, капризных потому, что они будоражили целые народы из-за какого-то воображаемого неуважения к ним, от скуки или вовсе не из-за чего.

Даже когда Папа говорил о проекте цифровой связи, я видел, что им правит лишь ненависть и что ненависть эта не угаснет, пока он не нанесет смертельный удар по злоумышленникам. Девиз Фридландер-Бея гласил: «Сведение счетов — лучшая месть». Ничто другое: ни прощение из морального превосходства, ни нарочито ироничное символическое действие — его не удовлетворяло.

Не только Бани Салим требовали око за око. Эта мысль была четко зафиксирована в благородном Коране и была частью мусульманского мировоззрения, нечто такое, что западный мир усвоил с таким трудом и после многочисленных уроков. Кто-то должен будет умереть — Хаджар, шейх Махали, доктор Абд ар-Раззак или же настоящий убийца Халида Максвелла, и похоже, выбирать жертву придется мне.