И аз воздам

– Я не буду говорить «я же говорил», – желчно вымолвил охотник. Лукас устало вздохнул:

– Ты сказал. Сейчас – уже в третий раз за последние полчаса.

– Потому что я же говорил, – пожал плечами Ван Ален и приглашающе кивнул: – Давай подробности, Молот Ведьм. Как дело было и есть ли дельные мысли по поводу?

Глава 16

Выставить братьев за дверь удалось, вопреки ожиданиям, довольно скоро – похоже, Ван Алену требовалась не столько информация, которая и так уже разнеслась по городу в на удивление неискаженном виде, сколько возможность выговориться, а судя по выражению лица Лукаса, его скромные возможности в роли слушателя были уже полностью и окончательно исчерпаны.

Нессель все время их короткого разговора сидела в сторонке, явно не слишком обращая внимание на то, что происходило вокруг, вслушиваясь во что-то свое, видимое и слышимое лишь ей одной. Иногда Курт, видя ее отстраненный взгляд, мысленно ежился от мимолетного, но оттого не менее неприятного ощущения беспомощности. Вокруг бурлила какая-то другая жизнь, рядом с привычным человеческим миром жил своей жизнью иной мир, существуя сам по себе; этот мир видит его, майстера инквизитора, грозу малефиков Молота Ведьм, а он – он не видит, не слышит, не разумеет в том мире ничего, не имея возможности контролировать даже то, что касается самого себя, не говоря уж о каком-то влиянии на нечто большее. Порой возникало ощущение пристального взгляда в спину – и Курт всеми силами преодолевал нелогичное желание обернуться, понимая, что на деле нет никаких неведомых ужасающих сущностей, витающих вокруг него, пытающихся заглянуть в душу, тянущих к нему лапы и щупальца, лезущих в мысли… Или все же есть?..

Задать этот вопрос ведьме Курт почти уж было собрался всерьез, когда запирал дверь за Ван Аленами, однако, обернувшись и увидев ее отрешенное лицо, лишь тихо осведомился:

– Тебе потребуется что-нибудь?

– Что? – переспросила Нессель, и он неопределенно передернул плечами:

– Не знаю… свечи какие-нибудь, травы, палки-ветки-шишки…

– … лягушачьи кости, – договорила она с мимолетной усмешкой и качнула головой: – Нет. То, что я делала для твоего исцеления, – это совсем другое. Просто дай мне подержать его книгу. Была бы я дома, я сделала б себе теплую ванну, это бы сильно помогло, но…

– Нет проблем, – возразил Курт, махнув рукой в сторону двери. – Подожди немного – и все будет. Пара лишних монет, два слова – и владелец этого заведения лично будет тереть тебе спину и заботливо доливать кипяточку.

– Кипяток лить не надо: вода должна быть чуть горячее человеческого тела.

– Будет, – кивнул он, вновь отодвинув засов, и, открыв дверь, уточнил: – Еще что-то? Говори, достать что-то здесь – как правило, всего лишь вопрос денег и времени. Первого в достатке, вторым можно пожертвовать ради такого дела.

– Кипяток, – кивнула Нессель и, покопавшись в своем нехитром дорожном мешке, извлекала небольшой тряпичный мешочек. – В нем надо заварить вот это.

– А что там – я могу узнать? Чтобы знать, чем отбрехаться, если наш хозяин начнет странно поглядывать на инквизитора, который сотворяет на его кухне зелье из какой-нибудь странной дряни…

– Это лаванда, дурак, – со вздохом возразила Нессель, перебросив ему мешочек. – Просто помогает успокоиться, а мне это сейчас не помешает.

– Вот потому я и спрошу еще раз: ты уверена? – уже серьезно уточнил Курт и вскинул руки, повстречав ее взгляд: – Всё-всё. Как знаешь, тебе виднее.

Откровенно говоря, в этом он сомневался, и за то время, пока прислуга устанавливала в комнате огромную бадью и носила в нее согретую воду, желание призвать ведьму отказаться от ее задумки возникало не раз; лишь теперь, присматриваясь, Курт отметил и припухлости, и синяки вокруг ее глаз, и утомленные складки возле плотно сжатых губ, и болезненную бледность щек, прежде невидную из-за загара да и просто потому, что он не обращал на свою спутницу столь пристального внимания…

Нессель явно ощущала его напряжение, однако упреков вслух более не выражала; сидя в сторонке, она держала в руках Евангелие пропавшего Георга Штаудта, осторожно водя пальцем по краю потрепанной кожи обложки, по обрезу, время от времени прикрывая глаза и глубоко переводя дыхание. Когда прислуга убралась прочь и в комнате вновь воцарилось спокойствие, ведьма молча взяла со стола ковш с благоухающим на всю комнату лавандовым отваром, вылила его содержимое в бадью и ненадолго замерла, глядя на свое колеблющееся отражение в потемневшей воде.