И аз воздам

22
18
20
22
24
26
28
30

– Это был скупщик краденого? – искренне удивился Курт. – Не знал.

– Посредник между скупщиками и ворами, – уточнил Хальс чуть раздраженно. – Но ты не ответил.

– Я все рассказал магистратским следователям, явления которых, заметь, дождался, хотя обязан не был.

– Услышал крики из окна дома и ринулся на помощь? – скептически покривил губы инквизитор. – Мне нравится эта сказка. Она такая героическая.

– Ты сейчас обвинил меня во лжи? – поднял бровь Курт, и Хальс поморщился:

– Вот только давай ты не будешь строить оскорбленную невинность. Обвинять я тебя не могу ни в чем – рангом не вышел, однако не могу не сказать, что в данную версию не верю. Свидетель, который сообщил об убийстве, сказал, что вас там было трое, однако, когда магистратские явились на место, обнаружили в доме лишь тебя и твоего expertus’а. Кто третий?

– Прохожий, – пожал плечами Курт. – Шел мимо меня, когда послышались крики, и решил помочь служителю Конгрегации. Славный горожанин. Я отпустил его, не желая вознаградить за его добродетель лишними проблемами.

– В этом квартале не может быть славных горожан, Гессе, – отрезал Хальс. – Это место обитания всевозможной швали и, вообще говоря, убийства там – дело нередкое.

– В таком случае, не понимаю, почему на сей раз настолько взбаламутился Официум, что будущий обер-инквизитор лично бегает ночами по домам свидетелей.

– Свидетелей ли? – с нажимом произнес Хальс. – Скажу прямо, твоя слава и связанный человек, отдавший Богу душу в состоянии отбитого куска мяса, сочетаются куда более, нежели ты – и внезапный порыв вломиться в дом в нехорошем квартале, дабы спасти владельца.

– Молва порой преувеличивает.

– Кончай клепать мне мозги, Гессе. Мальчишку Ульмера можешь держать за дурака, а мне травить байки нечего. Какого хрена ты делал в том доме и почему оказался в этом квартале?

– Не скажу, – просто отозвался Курт, и будущий обер-инквизитор запнулся, глядя на него недобро и напряженно; он вздохнул: – Не могу сказать. Единственное, что тебе можно узнать, – это связано с убийством inspector’а Штаудта. Более я тебе раскрыть не могу ничего: сам понимаешь, ты persona suspecta[52] так же, как и все служители Официума, а посему, если кто кого и может, и должен допрашивать, то уж точно не ты – меня.

Губы Хальса сжались в тонкую полоску – инквизитор явно всеми силами пытался сдержать злость; несколько секунд он сидел молча, глядя на свои руки, сцепленные замком на коленях, и, наконец, медленно выговорил:

– Не могу поспорить. И понимаю. Тогда я не стану тебя допрашивать, просто спрошу, а ты ответишь, если сможешь. Если нет – то и нет. В Официуме впрямь дело нечисто? Послушай, ты вряд ли раскроешь важную информацию, если скажешь, что это так: все мы и без того знаем, что нас подозревают и в нечистоплотности, и в убийстве собрата по Конгрегации. Даже если я виновен в чем-то, после твоего ответа я не узнаю тайны следствия: ведь если я замешан в деле, я и так знаю, как именно смерть этого парня связана с твоим расследованием. А если не замешан – как знать, быть может, твоя откровенность тебе же пойдет на пользу. Быть может, мне в голову придет дельная мысль или я вспомню нечто такое, на что прежде не обращал внимания, считая неважным.

– Логично, – согласился Курт. – И я отвечу: нет, мне пока не известно, касается ли все происходящее именно Официума, или Официум сам стал жертвой в чьей-то игре. Но дело точно серьезней, чем кажется. Помимо наших и магистрата, в Бамберге действует (или, по крайней мере, действовала) какая-то третья сила. Это они вырезали старейшин местных подонков, те вовсе не сами перебили друг друга. Кто они – я не знаю. Чего хотели – не знаю. Откуда явились и куда ушли – не знаю тоже. Обитатели неблагополучных кварталов тоже не знают, но на всякий случай сидят как можно тише, опасаясь повторения.

– Не буду спрашивать, как ты это узнал… И этого парня порешили они же?

– Я не знаю, – повторил Курт. – Но тот, кто это сделал, был весьма прытким малым.

– Ты его видел, – уверенно произнес Хальс, даже чуть подавшись вперед, точно боясь пропустить хоть одно слово. – Ты видел того, кто это сделал!

– Нет, – качнул головой Курт. – Его лицо было закрыто, и даже глаз я разглядеть не сумел. Судя по резвости – можно сказать, что это парень молодой, однако мне известен человек двадцатью годами старше меня, который по верткости любому уличному фигляру даст фору. Сложение – среднее, типичное, самое обыкновенное, человек из тех, кого со спины не узнаешь. Неприметная личность, приметен лишь кинжал, и я его запомнил. Слишком простой, старомодный, сейчас таких не делают. Но по этой примете виновного не отыщешь. Всё, Хальс, – вздохнул он, и хмурая складка на лбу инквизитора стала глубже, а глаза – темнее. – Больше ни слова. Все сказанное и впрямь поможет, если ты здесь ни при чем, и ничем не помешает, поскольку и без того тебе известно, если ты виновен. Прочее останется при мне, и этим я делиться не стану ни с кем.