– Я – семилетний школьник, которому на самом деле СОРОК ДЕВЯТЬ ЛЕТ. Два высших образования, военно-политическое и историко-педагогическое, богатый жизненный опыт и знания, обкатанные на практике.
– Ты хочешь сказать, что родился… – Ирина мысленно прикинула, – …в двадцать четвертом году? И просто хорошо сохранился?
– Не так. Я родился, как и положено, – в шестьдесят шестом. И прожил сорок девять лет вплоть до ДВЕ ТЫСЯЧИ ПЯТНАДЦАТОГО года. А потом что-то замкнуло. Щелк – и я в семьдесят третьем. Опять в семьдесят третьем. В своем же собственном детском теле!
– Ты – из… будущего?
– Если можно так сказать. Хотя и не совсем точно. Я из СВОЕГО будущего. А наше с тобой новое будущее – уже другое. Потому что как минимум мертв капитан Гришко. И Румын. И Чистый. А красивая черная яхта «Орион» покоится на дне Черного моря, тогда как в МОЕМ будущем она благополучно бороздила волны и в двадцать первом веке. Понимаешь?
Ирина молчала. И пауза затягивалась.
Я ее понимал. Шутки и розыгрыши исключались подоплекой разговора. В общении с Ириной мы давно уже научились четко определять, когда можно похохмить, а когда наступает время для серьезных вещей, будь то хоть действия, хоть разговоры, хоть многозначительное молчание.
Как сейчас, например.
Я просто кожей чувствовал, как Ирина, треща мозгами, прокрутила в своей голове версии «врет» и «сумасшедший», потом с усилием отбросила их за несостоятельностью. Осталась версия «правда», но она никак не желала укладываться своими буграми на гладкие, устоявшиеся годами представления о действительности. Вот и подвисала моя подруга, что и говорить.
Надо помочь.
Я было открыл рот, чтобы чего-нибудь напророчить о будущем, но… в следующий момент чуть не грохнулся с кровати. Потому что Ирина неожиданно задала такой вопрос, который меня просто парализовал:
– А ты был… лысым? Ну, в сорок девять лет. Или с волосами?
Я просто хлопал глазами в ответ, не сводя с Ирины восхищенного взгляда.
О женщины!
Ну вот скажите мне на милость – зачем ей это? Почему не спросить: «Будет ли мир во всем мире?» или «Кто после Брежнева станет Генеральным секретарем?» Или хотя бы: «Что будут носить в двадцать первом веке?». При чем здесь мои волосы? Где логика?
На ум пришел Брекоткин из «Уральских пельменей»: «Да почему… голова-то не квадратная у вас после этого-то? Я не понимаю!»
Я выдохнул. Потому что на время забыл, как дышать, переваривая этот чудо-вопрос. И не нашелся, как ответить, буркнув:
– С волосами… даже и проплешины не было.
Ирина улыбнулась:
– Это хорошо. А что носят в… две тысячи пятнадцатом?