Пленка из чудесного «яблочка» оказалась засвеченной.
В пылу моей неравной схватки с убийцей кассета выскочила у меня из кармана штормовки и была раздавлена одним из прибежавших на шум инструкторов. Над ней, разумеется, основательно поколдовали кудесники из спецлаборатории, но добились немногого. Смутные изображения каких-то корабельных узлов, фотографии нечитаемых листов технической документации и пара размытых пейзажей живописных скал, очень похожих на обрывы Херсонеса. По крайней мере, на любительскую съемку зеваки-туриста могли претендовать только два последних снимка. Все остальное давало повод предполагать злонамеренный характер этого послания.
– Написал, герой? – В палату бесшумно входит Сан-Саныч, даже не озаботившись наличием белого халата, как это заведено в приличных больницах.
Ну да… теперь я пишу. Ведь я не разговариваю. Что-то повреждено в гортани, и вместо человеческих звуков у меня получается только писк придушенного тушканчика. Одно радует – обещали, что это ненадолго.
Послушно киваю и протягиваю ему листок бумаги.
– Маловато…
«…будет», – очень хочется добавить мне, но получается коротенький свист.
– Что? – задумчиво переспрашивает мой мучитель, пробегая глазами по исписанной ученическими каракулями бумажке, и тут же изволит пошутить: – Не надо так кричать, медперсонал сбежится.
«Очень смешно, – мрачно думаю я. – Как красиво – издеваться над маленькими!»
– Так. Ага. А почему не написал, как Чистый понял, что ты полезешь на гору?
Я засовываю указательный палец себе в нос, кручу и потом демонстрирую его Козету. Он уже знаком с этим моим жестом. Таким образом я напоминаю своему старшему коллеге его собственные слова о том, что доклад должен быть без домыслов, предположений, соплей и эмоций.
Сан-Саныч слегка морщится.
– При чем здесь домыслы? Свидетели говорят, что Щербицкая собиралась тебя искать на утесе и говорила об этом у костра дикарей. Чистый мог это услышать. Так?
Обреченно киваю.
– Пиши! – Он припечатывает листок на столе у меня перед носом. – Чуковский!
Я тянусь к носу.
– А не надо писать, «мог» или «не мог» услышать, – правильно меня понимает Сан-Саныч. – Пиши, что говорила Галина, кто находился рядом и на каком расстоянии. И кто что делал после ее слов. И это не домыслы с соплями, а факты. Нет?
Ну что тут скажешь?
Киваю и тянусь за ручкой.
– А иностранцев в соседнем павильоне сможешь описать?