Мне вновь пришлось признать его правоту.
– Вернемся к нашим письмам и описанным в них отношениям между вашими бабушкой и дедом. Письма прибыли в «Аристократическую гостиницу Брауна» анонимно, и три из них, датированные апрелем тысяча семьсот восемьдесят четвертого года, относятся к побегу Элизабет Смит и Генри Арнольда. Ясно, что великолепный мистер Генри Арнольд вскружил голову впечатлительной шестнадцатилетней мисс Элизабет Смит и соблазнил ее. Убегая с ним, она рисковала наследством.
– Возможно, стиль его излишне вычурен, но мне кажется, что он действительно вручил свое сердце Элизабет.
– Как вам больше нравится, – сказал Дюпен, снова прервавшись, чтобы раскурить трубку и порыться в стопке писем. – Но из писем, присланных вам в шкатулке красного дерева, мы знаем, что его верность была недолгой, или, по крайней мере, так полагала его жена, причем ревность довела ее до крайних мер. Потом переписка прекращается вовсе, вплоть до появления этого неуклюжего акростиха на Валентинов день, датированного четырнадцатым февраля тысяча семьсот восемьдесят девятого года, и еще десяти писем с мая по сентябрь того же года. Из этих писем мы можем видеть, что сложные отношения Элизабет и Генри Арнольды сильно улучшились весной тысяча семьсот восемьдесят девятого года.
Он сделал паузу и поднял взгляд от писем в руках на меня.
– Чтобы подтвердить вашу догадку, мне нужно прочесть все эти письма, но я, конечно, полагаю, что вы правы.
– Также нужно отметить, – произнес он с несколько неуместным драматизмом, – что акты переодевания для приставания к женщинам на улицах Лондона и разрезания их одежд и телес оказали настолько благоприятное влияние на супружескую гармонию ваших бабушки и дедушки, что к маю тысяча семьсот восемьдесят девятого года письма становятся определенно любовными.
Улыбка тронула губы Дюпена, и я покраснел, воображая, что он мог прочесть. Зачем я дал ему эти письма, не прочитав их сам?
– Все эти неконтролируемые эмоции и странные поступки не позволяют считать, что всю изложенную в письмах историю кто-то придумал, – заключил он. – Вам понятно, По?
Спорить с сухим анализом Дюпена было трудно, но я не мог поверить, что мои бабушка и дедушка были обычными уголовниками.
– Я оправдаю их, Дюпен, я должен!
Раскаяние смягчило лицо Дюпена. Он взял шкатулку и поставил ее на мраморный столик передо мной.
– Прочтите все письма, – сказал он. – Неприлично мне было читать их прежде вас. Прошу прощения.
– Пожалуйста, никаких извинений, я настаиваю!
Однако я был благодарен Дюпену за эти слова, и он кивнул, как бы признавая мои невысказанные чувства.
– Я уверен, что более глубокое исследование вашего прошлого здесь, в Лондоне, даст нам полезную информацию, но помните, что избыток эмоций заставляет ошибаться и допускать просчеты. Первым делом – искусство логических умозаключений, а чувства – потом.
– Конечно.
Дюпен помолчал, попыхивая трубкой, и медленно провел пальцем от одной пометки на своей необычной карте до другой.
– Я понимаю, По, защитить честь семьи – ваш долг. Особенно когда вы последний, кто еще не в семейном склепе, – мягко сказал он. – Одновременно и долг и проклятие.
ebooksa