— Это да. Давно не брали, а сегодня взяли. Часиков этак в десять утра.
— Говорю же, машину сегодня не брал!
— Не помните? Тогда пойдите, гляньте — нет там вашего «Фордика», и не может быть. Я из ума ещё не выжил, и до сих пор при памяти.
— Да не было меня здесь в десять утра! Я был в другом месте, и могу это доказать!
— Тогда это был ваш брат-близнец.
— Нет у меня братьев. Ни близнецов, ни каких угодно ещё.
— Ась?
— Да иди ты к чёрту.
— Ась? Куда сходить? Да и не могу я с рабочего места отлучаться. А то уволят, и где я найду другую работу?
Выскочив из квартиры, где произошла бойня, полковник поначалу собирался лично допросить свидетелей, двух соседей, которые случайно оказались на лестничной площадке седьмого этажа в тот самый момент, когда прозвучали выстрелы, и до сих пор там оставались в компании патрульного полицейского. Но, быстро остыв, передумал и поручил это Сорокиной. Он уже давно не опер, а начальник оперов, и ему вовсе незачем делать их работу самому. Будет вполне достаточно просто присмотреть за новенькой. Свидетели не то что не запирались, наоборот, болтали без остановки, непрерывно перебивая друг друга, а Сорокина умело не позволяла им уходить в сторону от темы.
— Еду я, значит, с работы, тут смотрю — она рысачит, — тараторил мужчина. — Вся такая на огромных каблучищах, а на тротуаре-то лёд, его не то, что не счистили, а даже песочку не подсыпали, гады. Я возле неё притормозил, а она поскользнулась и упала на задницу.
— Просто упала, — поправила женщина. — Это безобразие, а не тротуары. Я напишу жалобу в…
— Вы просто упали, и что дальше? — вмешалась Сорокина.
— Он затащил меня в машину и привёз сюда.
— Точно! А потом пёр её на себе до лифта.
— Не пёр, а только немного помогал мне идти. Я ведь когда упала, ушибла… ну, то, на что упала.
— Задницу, — заржал мужчина.
— Заткнись! Нельзя быть таким жестоким!
— Ближе к делу, — попросила Сорокина. — Что происходило в лифте?
— Не ваше дело! — хором выкрикнули оба свидетеля.