Фудзисаки неодобрительно хмыкнула. От этого моего знакомства она тоже была не в восторге.
Турбина пронзительно засвистела, и я вдавил шаг-газ, поднимая люфтмобиль в небо. «Муракумо» взмыл в воздух, разворачиваясь, и полетел прочь над крышами Гюйгенса и Меако, к дальней стороне орбиталища.
Жюстина жила в знаменитом «Пентагоне», в одной из пяти высоток на развилке Танигути и Вайденштрассе, недалеко от одноименной станции метро. В полёте она начала клевать носом, из машины выбралась, слегка пошатываясь, а на моё предложение донести её до квартиры довольно внятно послала меня к чёрту. Я проводил её взглядом, пока медно-рыжая макушка Жюстины не скрылась за дверью, и снова взмыл в воздух.
С транспортом нам не повезло. Цитадель, даром что в центре города, находится в десяти минутах от ближайшей станции метро — до которой нам с Фудзисаки ехать с пересадками и такими кружными путями, что хочется сесть на троллейбус. Троллейбусы же, особенно утром и вечером, обычно забиты под завязку, и даже так приходилось пересаживаться в центре города.
Уж лучше было пользоваться служебным люфтмобилем.
Я жил на улице Васильевой-Островской, по-нашему — Инзельштрассе, в противоположной стороне и от Фудзисаки, и от Цитадели. Эту часть Нойштадта нарезали на почти равные части три реки, впадавшие в Швестерзее — Аракава, Мицуиси и Кимоцуки. Собственно, балкон в моей квартире выходит прямо на набережную Кимоцуки, по обеим сторонам которой и тянется Инзельштрассе, но это не особенно заметно — если только не посмотреть вниз. Гораздо чаще я таращусь на метровую вывеску «АКУЛОН» кислотно-зелёными буквами, прямо на доме напротив. Иногда она является мне по ночам, и я просыпаюсь в холодном поту, чтобы ещё плотнее задвинуть шторы.
Оказавшись дома, я первым делом завалился спать, велев ассистенту разбудить меня ровно через пять часов. Ассистент выполнил приказ с особым машинным энтузиазмом, ровно в 16:17 затрезвонив мне в ухо. За окном всё ещё было светло — темнеет в орбиталищах всегда одинаково поздно, а сейчас ещё и вступает в свои права весна. Кислотные литеры АКУЛОНа, впрочем, уже загорелись; хвост вывески заглядывал мне в окно спальни.
Я погрозил ему кулаком и нехотя поднялся с постели. Квартира, хозяин которой подолгу пропадает на дежурствах, производила впечатление отчаянного беспорядка. Не творческого, а просто беспорядка. Когда он размазывается на две немаленьких (по меркам Титана-Орбитального) комнаты, в нём даже можно жить.
Здесь есть книжная полка, заставленная аж пятью книгами и примерно дюжиной папок с бумагами, здесь есть обеденный стол на шесть персон, которым никто не пользуется, здесь (в большой комнате) есть даже рояль. Его крышку украшал такой густой слой пыли, что я ужаснулся.
Когда-нибудь сделаю уборку, твёрдо (в десятый, наверное, раз) решил я. И отправился в душ.
Выходя из ванной комнаты, я остановился, чтобы посмотреться в зеркало. Пять часов сна определённо пошли мне на пользу. Тёмно-лиловые волосы, всё ещё влажные, заканчивались чуть выше плеч. Из-под тонких бровей на меня смотрели лиловые глаза — фиалки вместо сирени. Когда-то я даже комплексовал из-за такой однообразности.
Я ухмыльнулся своему отражению.
Любили меня отнюдь не за красивые глазки.
На обед я решил сварить суп. Сатурнианская кухня, при всём многообразии, богата морепродуктами, и в готовом супе плавали розовые кусочки сёмги. Одним из последствий долгих дежурств и ненормированного рабочего дня было то, что питался я где придётся и чем придётся (в основном, конечно, кофе с эклерами). Дома я ел в основном супы.
Кстати о ненормированном рабочем дне, подумал я: прежде, чем куда-то собираться, нужно было сначала вызвонить Еремеева. Чисто теоретически попасть в Порт и обойти корабли я мог и сам. Практически это натыкалось на некоторые препятствия.
Ни для кого не было секретом, что летуны (транспортные полицейские) терпеть не могут «землю» (остальных полицейских), и мы платим им той же монетой. За парой исключений, вроде меня и Еремеева, но исключения, как всегда, подтверждали правило.
Я отхлебнул чаю, этого несоизмеримо благороднейшего, чем кофе, напитка, и велел ассистенту набрать Еремеева. Ждать мне пришлось чуть меньше минуты.
— Инспектор Еремеев, транспортная полиция. — раздался голос Еремеева у меня в ухе. — О, Штайнер, привет. Как жизнь молодая?
— Всё так же. — отмахнулся я. — Слушай, Жан, я к тебе, собственно, вот по какому делу. Ты сейчас на работе?
— Ну на работе. — протянул Еремеев. — Чего тебе?
ebooksa