– Чем это вас? Ножом?
– Ножом? Если бы…!
Осекся! Он хотел еще что– то сказать, но промолчал.
– Там еще один! Тоже не хочет выходить из темноты. Они, скажем так, больные, ничем уже не поможешь! Не вылечишь. Если загнать в угол, то можно заломить руки, скрутить. Будет кусаться, бейте ногами. Если не получится, колите штыками. Приказ, надеюсь, всем ясен?
Солдаты кивнули головой, и стали спускаться. Штыки они выдвинули вперед, еще два фонаря подняли над головой. Так и случилось, второй незнакомец, загнанный в угол, слабо сопротивлялся, скулил, но его удалось испугать острыми штыками. Потом ему скрутили руки, связали веревкой. Судя по одежде, второй принадлежал к старому экипажу. Цвет кожи лица был нездоровый, какой– то пепельный. Роба и тельняшка находились в плачевном состоянии. Его вытащили из трюма и вызванная карета медицинской службы забрала его в ближайший морской госпиталь.
Где– то далеко и ярко вспыхнул факел магния, это корреспонденты газет делали свое дело.
Осмотрели этот трюм еще раз. Больше в этом трюме никого не было.
Труп вызвал некоторый интерес у медика, он пожелал сам его вскрыть. Стали готовиться к выгрузке. Использовали грузовые стрелы. Привлекли портовых докеров, строго обо всем предупредили.
– Неужели это все оружие?
– Не имеет значения. Пролетариат дружественной Америки выслал нашей стране свою посильную помощь. Надеюсь, что языками чесать лишний раз никто не будет?
Повторять одно и то же было не так трудно, под конец он сам был готов во все это поверить, если бы не знал правды. И теперь это знание его сильно угнетало.
С остальным заданием справились легко. Найденный груз опломбировали и вытащили на палубу, но уже через грузовое отверстие. Крышки трюмов открыли, наладили выгрузку. Каждый ящик с трудом грузили в кузова автомобилей. Там были и другие ящики, которые оставили на потом.
То же самое происходило во втором трюме. Тут– то и обнаружили остатки всего экипажа. Эти люди были мертвы очень давно. Ничего сразу об этом сказать было невозможно. Но товарищ Арсений уже знал, что все они обескровлены. Все это пришлось выносить на носилках.
Как только выгрузка ящиков закончилась, товарищ Арсений осмотрел каждого бойца, прежде чем оставить их в покое. Потом он позвонил на коммутатор, назвал нужный порядок цифр. Еще про себя он отметил, что его звонка там очень ждали.
Склад, куда привезли груз, находился в подвале старинного здания на Васильевском острове. Город он пока знал плохо, но водитель грузовика ориентировался хорошо. Вышли из машины, расстегнули тент. Ворота открылись, машина дала задний ход. Товарищ Арсений только успел отметить несколько незнакомых людей, которые сами забирали эти самые ящики, никому не доверяя. Они разговаривали между собой на языке, которого он точно не знал, одеты были в черные кожаные костюмы. В подвале тем временем раздавались громкие подозрительные звуки, хрипы.
Когда кто– то из солдат пытался пройти внутрь подвала, его просто грубо остановили. Один незнакомец свирепо ему улыбнулся, его небритость была столь запущенной и отталкивающей, что вызывала страх. И самое главное – это был странный запах. Солдат покачнулся и отступил. Товарищ Арсений уже знал этот запах, так пахло на этом самом жутком судне, непонятный трупный запах перебивался этим невероятным амбре.
Потом они вернулись за остальными ящиками. Так в погрузке прошла вся ночь. Почти днем он разбитый вернулся в свою комнату. Выпил из чайника холодную воду, скинул в угол свою грязную одежду. Прошел в ванную комнату, долго обливался водой, потом вернулся, и свалился в кровать. Отдыхать пришлось долго. Когда он понял, что больше не может спать, то услышал тихие шаги, и позволил себе лишь легкое движение головой. Товарищ Люба принесла чистое белье, скинула с себя все, и кошкой залезла к нему под одеяло.
Съезд.
Стоял теплый, солнечный день. С крыши капала вода, которая скопилась там с минувшей ночи, где– то близко звучал граммофон. Пластинку заело. Товарищ Арсений, щурясь, смотрел на здание «ревкома». Недавно он видел газету со своей фотографией, кто– то успел сделать снимок, который попал в репортаж. Так ничего особенного, его там почти не узнать.
Он сидел, облокотившись о перила, и думал о странностях бытия. Иначе это и назвать было сложно. Все детские страхи возродились наяву. Очень давно их древний род был предназначен для того, чтобы противостоять всякой нежити. Но тогда это были больше домашние сказки, рассказы стариков, чем, правда.