Конец света

22
18
20
22
24
26
28
30
* * *

Калажников бросил смартфон на подушку слева; нынешнюю ночь он провёл один, красавица-подруга Лола, заменившая жену, улетела на Мальдивы, и это обстоятельство портило настроение, так как Лола, бывшая спортсменка, чемпионка мира по художественной гимнастике, не отличалась стойкостью и могла спокойно отдаться в «хорошие, но чужие руки». Дарье новая пассия отца не нравилась, и сей факт тоже нельзя было назвать позитивным.

– Не надо было её отпускать, – проворчал заведующий лабораторией, глянув на часы: стрелки показывали одиннадцать с четвертью. – Не дадут поспать, нелюди.

Мысль была о Коржевском, потому что себя Калажников нелюдью не считал, несмотря на шлейф смертей и отвратительных замыслов за спиной, способных ужаснуть любого нормального человека.

Встав, он принял душ, побрился, выпил ещё одну чашку кофе со сливками, съел несколько абрикосов и позвонил командиру батальона «Аргус».

– Слушаю, Свирин, – замогильным голосом ответил капитан, бывший диверсант-разведчик ГРУ, прошедший подготовку в Чеченском центре спецназа, уволенный со службы «за излишнюю самостоятельность при выполнении заданий на сопредельной территории». На самом деле Ахмад Левонович Свирин отличился на Украине, будучи «добровольцем» в составе «сочувствующих жителям Донбасса сил», как жестокий диверсант, не жалеющий ни чужих, ни своих, и даже у командиров ДНР лопнуло терпение, когда Свирин в очередной вылазке ликвидировал солдат-медиков той стороны.

– Есть работа, – сказал Николай Наумович.

– Где?

Калажников дёрнул щекой: вопрос не относился к конкретной теме работы и координатам места, Свирин спрашивал, где можно было обсудить задание. Капитан не доверял технике связи, даже если пользовался системой защиты.

– У меня.

– Когда?

– Чем быстрее, тем лучше.

– Буду через час. – Связь прервалась.

Калажников внутренне поёжился. Свирина он уважал и побаивался, зная то, чего не знали другие: капитан употреблял наркотики и когда-нибудь должен был сорваться с катушек. Поэтому надо было следить за ним, уловить этот момент и вовремя избавиться от «помощника». Уже не раз приходила мысль запрограммировать его на «свет».

Командир батальона прибыл, как и обещал, ровно через час.

Он был высок, плечист, ощутимо массивен и по-восточному невозмутим, переняв манеру поведения от родственников по линии матери – кавказцев; отец у него был украинцем. Смуглое, выбритое до синевы лицо капитана можно было бы назвать приятным, если бы не узкие губы, сложенные презрительной скобочкой, и копытообразный подбородок, говоривший о тяжёлом характере этой мужской особи.

Одевался капитан всегда во всё пятнисто-серо-жёлтое, по моде «милитари», хотя и без знаков различия, и никогда не пользовался отечественным транспортом, предпочитая передвигаться на мощных джипах класса «Порше Кайенн» или «Кадиллак Эскалад».

На территории усадьбы Калажникова он появился один, без обычного сопровождения, состоящего из двух рослых качков, перешедших в батальон из московского ОМОНа.

Николай Наумович вышел к нему в прихожую в халате на голое тело.

– Кофе, капитан?

– Спасибо, не хочу.