— Что вы этим хотите сказать? — пробормотал он. — Что это значит — «перестаньте крутить»?..
— Это значит, что я жду ответа, — сказал я. — Когда — точно — вы вернулись в свой номер?
Симонэ преувеличенно-оскорбленно пожал плечами.
— Извольте, — сказал он. — Смешно, конечно, и дико, но… пожалуйста. Извольте. Из бильярдной я вышел без десяти десять. С точностью плюс-минус одна минута. Я посмотрел на часы и понял, что мне пора. Было без десяти десять.
— Что вы сделали, когда вошли в номер?
— Извольте. Я прошел в спальню, разделся… — Он вдруг остановился. — А знаете, Петер… Я ведь понимаю, что вам нужно. В это время Олаф был еще жив. Впрочем, откуда мне знать, может быть, это был уже не Олаф.
— Рассказывайте по порядку, — приказал я.
— Да тут нечего рассказывать по порядку… За стеной спальни двигали мебель. Голосов я не помню. Не было голосов. Но что-то там двигалось. Помнится, я показал стене язык и подумал: вот так-то, белокурая бестия, ты ляжешь баиньки, а я пойду к моей Ольге… Или что-то в этом духе. Это было, следовательно, примерно без пяти десять. Плюс-минус три минуты.
— Так. Дальше.
— Дальше… Дальше я пошел в туалетную комнату. Я тщательно побрился электрической бритвой. Я тщательно вымылся до пояса. Я тщательно вытерся махровым полотенцем… — В голосе унылого шалуна стремительно нарастала язвительность. Впрочем, он тут же почувствовал неуместность такого тона и спохватился. — Короче говоря, в следующий раз я посмотрел на часы, когда вышел из туалетной. Было около половины одиннадцатого. Без двух-трех минут.
— Вы остались в спальне?
— Да, одевался я в спальне. Но больше я уже ничего не слышал. А если и слышал, то не обратил внимания. Одевшись, я вышел в гостиную и стал ждать. И я клятвенно утверждаю, что после вечеринки Олафа в глаза не видел.
— Вы уже утверждали клятвенно, что госпожа Мозес мертва, — заметил я.
— Ну, это я не знаю… Это я не понимаю. Уверяю вас, Петер…
— Верю, — сказал я. — Теперь скажите, когда вы в последний раз разговаривали с Хинкусом?
— Гм… Да я, пожалуй, вообще с ним никогда не разговаривал. Ни разу. Не представляю, о чем бы я мог с ним разговаривать.
— А когда вы его в последний раз видели?
Симонэ прищурился, вспоминая.
— Около душа? — произнес он с вопросительной интонацией. — Да нет, что это я! Он же обедал вместе со всеми, вы его тогда привели с крыши. А потом… куда-то он испарился, что ли… А что с ним случилось?
— Ничего особенного, — небрежно сказал я. — Еще один вопрос. Кто, по-вашему, разыгрывал все эти штучки — с душем, с пропавшими туфлями…