Чертоги памяти

22
18
20
22
24
26
28
30

– Ваши парни облажались, – сообщает она по-английски.

– Что?

– Дилетанты. Теперь этим займусь я. Отзовите всех остальных. Не хочу, чтобы кто-нибудь болтался у меня под ногами, пока я сама не позову. Ясно?

– Ясно.

– Я дергаю ниточки. Я стою у руля.

Она дает отбой и быстрым шагом направляется прочь, мимо очереди, выстроившейся в переулке рядом с музеем Пикассо[44].

В голове уже складывается план. Скорее даже игра. Сделаем вызов достойным, дадим юноше, с чем побороться. В конце игры, конечно, она оборвет его жизнь – но можно же сперва приятно провести несколько деньков, а не сразу гнать бычка на бойню. Рядом с ее телефоном в кармане лежит и тот, что она утащила у мальчишки на многолюдной Рамбле. Удачно вышло – вот так вот на них наткнуться.

Ей вспоминается черная кошка, которую она видела в детстве. Каким злобным огнем иногда загорались ее медные тусклые глаза! Каким неожиданным коварством вспыхивали! Как-то раз эта кошка притащила на кухню еще живую мышь, судорожно дергающуюся в ее когтях, а потом больше часа играла с ней: то отпускала, то преграждала ей, уже почуявшей свободу, путь хвостом, то давала немного отбежать, а потом настигала одним прыжком. Под конец, устав от забавы, кошка одним ударом лапы убила несчастного грызуна – только кровь брызнула по белым плиткам.

Ужасно – но и притягательно.

Акт второй

Вспоминать прошлое – совсем не то же самое, что вспоминать то, что было на самом деле.

Пруст[45]

1. Почему папа уткнулся в книгу

Проходит час.

Прячась в тени деревьев маленького парка рядом с Саградой, Дэнни осторожно обозревает окрестности.

Он вернулся, стараясь идти той же дорогой, что уходил, – через площадь, где возносилась к небесам живая пирамида, потом по Рамбле, мимо неутомимых фонтанов площади Каталонии, надеясь по пути разыскать Замору, весь обратившись в зрение и слух, опасаясь нового столкновения с черными шлемами. Но не видел ни карлика, ни потерянного телефона, ни полиции.

Не увижу Замору еще пять минут, думает Дэнни, добегу до черного входа и найду Розу.

На ноге запеклась кровь, лодыжка пульсирует болью. Над головой с пронзительными воплями носятся зеленые попугаи. Очередь в собор становится все длиннее и длиннее, туристические автобусы дымят выхлопными газами, моторы перегреваются на холостом ходу. В поле зрения ни одного полицейского – и уж конечно никого, кто смахивал бы на члена международной преступной группировки. Но на них ведь и не написано, что они преступники, так что как знать…

В спину врезается жесткая сосновая кора. Надо бы, думает Дэнни, разработать план, а не плыть по воле течения, как сейчас. Так разбей же происходящее – примени папин «атомный метод» и раздели целое на частицы, а тогда уж работай с ними по очереди, по одной. Главный вопрос слишком расплывчат, слишком неясен: что происходит в Барселоне? Надо разбить его на составляющие. Почему за мной охотится полиция? Кому в труппе можно до-верять?

И о прошлом забывать нельзя. Все взаимосвязано. Наверняка в событиях прошлого кроются ключи к событиям настоящего – и наоборот…

По пути обратно к собору он решил попросить у Лоры копии зашифрованных отрывков из папиной «Книги освобождения». Они точно что-то да значат! Он мысленным взором видит последние несколько страниц. Он так часто рассматривал их долгими унылыми вечерами в «Болстоуне», что помнит, где именно зашифрованные отрывки вкрадывались в череду более рутинных записей и списков намеченных дел. Столбцы чисел, подчеркнутых так страстно, что карандаш местами прорывал бумагу, до и после шифровок – звездочки. Но сам шифр размывается в памяти, просто так его не воспроизведешь. Надо было мне слушать повнимательнее, когда папа распространялся о приемах мнемотехники[46] – о при-емах из тех времен, когда в начале карьеры он работал в кабаре.