Музей богов

— Правда что ли?

— Я же говорю — легенда. Но с богами никогда не поймешь, где легенда, а где факт. А при ряде обстоятельств легенда становится исторической правдой и входит в школьные учебники, вспомни Иофана. Так вот, как-то раз этот бог вдруг решил, что для продления личного существования ему необходимо регулярно забирать чьи-нибудь жизни. Человеческие, как ты понимаешь, причем, чем больше, тем лучше.

— Не он первый, не он последний. И что? Помогло?

— Нет, конечно. Он просто сошел с ума.

— Сумасшедший бог? Это что-то. И как с ним было потом?

— Ну, как было, так и было. Чтобы избежать какого-нибудь еще большего глобального безобразия, другой бог… вернее, богиня, превратила его в каменного идола, но не убила, поскольку полагала жизнь любого бога высшей ценностью. В результате ночью лунного затмения на какое-то время злой бог снова делался подвижным. Не весь, только глаза. В остальное время оставался каменным, сохраняя сознание. Ты представляешь, что такое сознание, запертое в неподвижном камне? Это и была моя месть. Шевелиться он уже не мог, пока не убьет любого, кто окажется в непосредственной близости. Вернее, пока не коснется его. А поскольку сам двигаться не мог, то надо, чтобы кто-то дотронулся до него в ночь лунного затмения. Вот дикари и приносили ему жертвы. После этого, недолго, он мог двигать глазами, а через некоторое время опять каменел. Дикари приходили в экстаз. Так и существовал злой бог, будто каменная статуя. Некоторое время он служил главным идолом какого-то африканского племени, потом его где-то прятали, и вот не так давно случайно нашли, посчитали скульптурой и продали в этот злосчастный музей. Вернее, Эргадов официально приобрел его на аукционе в Базеле и дополнил свое собрание. Так и стоял бы злой бог неподвижным изваянием, никому бы не мешал, если б только та парочка не оказалась рядом в опасную ночь. Женщине с мужем просто не повезло. Зачем они оба и сразу схватились за него? Надеюсь, мы это когда-нибудь узнаем. Зато злой бог вместо одной жизни получил сразу две, поэтому обрел полную подвижность и сбежал. Теперь он занял человеческое тело и ведет активную жизнь. Он скоро такого наворотит, что никому мало не покажется.

— Я правильно понимаю, что раз теперь у него две жизни, то в камень он превращаться не будет? И он по-прежнему сумасшедший?

— Все верно. Но ему можно… вернее, нужно помочь вернуться в прежний вид. Вот этим-то я и хочу заняться с твоей помощью. Это второе дело, помимо нарисованных дверей. Тем более что он всеми силами будет тебе мешать закрывать эти двери. Даже попытается близко не подпустить. Понятия не имею, как именно он поступит, но какие-то действия предпримет, уверяю тебя.

— Так как же все-таки звали это злое божество? Я никому не скажу.

— Лучше тебе даже и не знать, как. Называй его просто Бог Смерти. Или Бог Зла. Или Сет, как его именуют в древнеегипетской традиции. Популярный псевдоним, не хуже прочих, так что вполне можно использовать. У меня с ним давнишняя взаимная вражда.

— Расскажешь?

— Да что там рассказывать… Это весьма старая и очень печальная история. Не то чтобы сильно секретная, просто очень-очень затасканная. Тоже легенда, если хочешь. Он убил моего мужа, а я постаралась отплатить. Отомстить так, чтобы он мучался так же сильно, как и я. Даже сильнее. Я гонялась за ним по всему миру и за его пределами, а Сет устраивал всякие западни и ставил хитроумные капканы. От нашей драки дрожала земля, будто спины крокодилов, шевелились горные хребты, извергались уснувшие вулканы, небо застилали непроглядные тучи пепла так, что днем становилось темно, словно ночью. Шли черные дожди, на кухнях у хозяек стучала и дребезжала утварь. Люди слагали о нас страшные сказки и жуткие легенды. Кончилось все ничем: мужа я, конечно, не вернула, что бы там не говорили эти самые легенды, зато Сет так и остался моим заклятым врагом. Он потом начал учить людей разным пакостям… и поселил в этом мире идею беспричинного, абстрактного зла. Зла ради зла. Его ученики завели себе других учеников, и возникла целая традиция. Хотелось что-то противопоставить ему, вот я и стала брать учеников уже себе. А после мои ученики взяли себе учеников, те других учеников, и пошло… Наши школы существуют до сих пор и ведут постоянную, непрерывную войну. Они одеваются в разные одежды, клеят себе всевозможные ярлыки и называются разнообразными именами, но сути дела ничего не меняет. Все это давным-давно отражено во всех видах искусства. Свет и тьма, добро и зло, жизнь и смерть. За тысячелетия все эти понятия затаскали и обесценили, оболгали и опошлили, но ничего нового придумать так и не смогли. Однажды я перехитрила Сета, заманила в ловушку и превратила почти в камень, и он стал совершенно беспомощен. Одна только возможность оставалась у него: в ночь лунного затмения перехватить жизнь у дотронувшегося до него человека. Потом ему повезло: случайно он забрал жизни какой-то беспечной парочки и сбежал, а вместилище его сущности разлетелось в пыль и осело на экспонатах музея. Но там, в музее, осталась другая, египетская скульптора Сета. Его подлинное изваяние. То, что вполне может стать ему новым убежищем в экстренном случае. Тебе придется уничтожить ее.

— Как? — обалдело спросил я. — Это же музей! Там защита и сигнализация, как в Гохране.

— Лучше всего расколотить. Разбить на мелкие кусочки, когда Сет вернется туда. Чтобы навсегда умер. Сама бы разбила, но не могу. Запрещено нам вмешиваться в материальные дела людей.

— Но разве боги умеют умирать? — удивился я, забыв спросить, почему и кем запрещено вмешиваться в наши мирские дела. — Они же бессмертны. Разве нет?

— Еще как умеют. Просто живут несравнимо дольше людей и научились заботиться о продолжении личного существования. Но если потеряют поддержку, утратят бдительность или махнут на себя рукой, то потеряют силы. А потом и жизнь. Вон Зевс — уж на что был крут и могущественен, а все-таки умер злой смертью.

— Зевс? Как это? Почему? — удивился я.

— Сколько вопросов. Как именно и почему? А так. Пропал фактор визуализации. Один из величайших ваших философов написал однажды, что визуализация, это «когда множество верующих начинает молиться какому-нибудь богу, он действительно возникает, причем именно в той форме, в которой его представляют». Так вот, обратный эффект тоже имеет место. Сначала в Зевса перестали верить прежние приверженцы, и от этого он лишился почти всей своей силы. Зевс, он же — Юпитер, Громовержец, главный из богов-олимпийцев. Когда-то распределявший добро и зло, вложивший в сознания людей стыд и совесть. Грозная карающая сила. Его ассоциировали с самой судьбой, иногда он выступал в качестве существа, неподвластного року. Он мог предвидеть вероятное будущее, возвещал предназначения судьбы, повелевал погодой и метал молнии. Весь общественный порядок был выстроен Зевсом. Он учредил структуру власти, был покровителем городов, следил за соблюдением обычаев и традиций. Он охранял семью и дом, защищал обиженных и молящих. Считалось, что ему подчиняются другие боги. И вдруг стремительно стал терять свое могущество. Боги вообще быстро теряют силу, если люди не верят в них по-настоящему. А тут еще и Гера, жена его, развелась с ним, надоело ей терпеть многочисленные измены и разгульный образ жизни мужа. Некоторое время Зевс еще держался за счет прежних мифов и легенд, но этого оказалось мало, и помогало как-то не очень. Настоящей веры уже не стало. Вот с той поры он совсем захирел, а от беспробудного пьянства сделался алкоголиком. Опустился, обленился, начал бродяжничать… и умер в одну из зимних ночей, замерз бомжом на станции Обухово в Петербурге во время антиалкогольной компании в Перестройку.

— А тебя как зовут? — неожиданно для себя спросил я. Вообще-то этот вопрос следовало задать давным-давно, но все как-то не до того было. — Я имею в виду по-настоящему?

— А зачем тебе это надо знать? До текущего момента о моем имени ты как-то не спрашивал.