Глеб резко обернулся, почувствовав, как сзади кто-то приближается. Он уже давно слышал шаги, но не думал, что идут к ним. Его единственный глаз расширился и налился кровью, рука хватанула рукоять «Грома» и уже через долю секунды ствол револьвера был упёрт между глаз наглой куклы.
– Это была твоя последняя шутка, ублюдок! – взведя курок, с ненавистью прошипел он.
– Глеб, остановись! – закричала Маара. – Я живая, настоящая! Я не кукла! Ты же можешь прикоснуться и понять, что я человек.
Глеб не обернулся, он смотрел в чёрные глаза, стоящего напротив него Искина.
– Я видел, как ты умерла, я оплакал тебя, я развеял твой прах, – трясясь от ярости, произнёс он. – Урод искусственный, дай мне хотя бы один повод не убивать тебя!
– Да пожалуйста, – усмехнулся Искин. – Она сказала правду. Она не кукла, и у меня не было желания приводить вас в бешенство, Глеб Николаевич. Просто я спас вашу девушку, когда понял, что задумал Хан. Но вы, следуя моему плану, должны были пройти свой путь до конца. Кроме того, нет смысла меня убивать. Уже через десять минут я приду к вам в совершенно новом теле. При этом я ни на секунду не прекращу функционировать. Стрелять в меня просто бессмысленно.
– Глеб, послушай его, – произнесла Маара, подойдя и положив свою ладонь на руку, которая сжимала револьвер.
Девушка слегка нажала, и ствол пошёл вниз.
– В морге Каменска вы видели куклу, – продолжил Искин. – Не совсем обычную, чем-то похожую на меня. Можно сказать, уникальную. Таких делают только здесь.
Но Глеб уже и без того знал, что Маара, стоящая рядом с ним, совершенно настоящая, живая и здоровая. Чёрные волосы были завиты и рассыпались по плечам, румянец пылал на её скулах, алые губы плотно сжаты.
Глеб повернулся к ней, глядя в её серые большие глаза, такие пронзительные и такие знакомые.
– Ты, – наконец произнёс он, и пистолет выпал из его железных пальцев.
– Я, – делая шаг навстречу и обнимая его за шею, произнесла девушка, прижимаясь щекой к его груди. – Это я, любимый.
– Борис Сергеич, пройдёмте со мной, – тихо произнёс Искин, – им надо побыть вдвоём и столько друг другу сказать. А мы пока обсудим моё предложение.
Но Глеба уже ничего из этого не интересовало: ни мировой переворот, ни судьба человечества, которому грозила, наверное, самая тотальная тирания за всю историю. Он бережно сжимал в объятиях ту, которую у него отняли, и так внезапно вернули. Он не заметил, как они остались одни. Они, молча, обнимались у фонтана на глубине восьмисот метров под мёртвым городом.
ebooksa