Зверь

— Спасибо, — она резко дёрнула рукой, отстраняясь от его цепкого прикосновения. Шериф слишком больно схватил её за локоть. — Скажите мне честно, что мы ищем? Труп? Или есть надежда, что он ещё жив? У вас ведь это не впервые, так?

Эллен не надеялась, что шериф Нильсен выложит перед ней всё. Она рассчитывала, что её осведомлённость заставит его стушеваться и выдать себя, тогда она поймёт — лгут ей или нет.

— Всегда есть надежда на лучший исход, — уклончиво ответил шериф, ничуть не изменившись в лице.

— Почему вы не сказали мне об убийствах, которые расследовал ваш журналист? Вы должны были сделать это в первую очередь.

— Это были несчастные случаи, Эллен. Версия об убийствах не подтвердилась.

Своим напором и тоном следователя на допросе Барр надеялась залезть шерифу под шкуру. Он мог разозлиться, сослаться на тайну следствия, срок давности которого еще не вышел, сказать, что задавать вопросы — его работа, но Нильсен был абсолютно спокоен. Он говорил с ней тихо, ровно и чуть снисходительно, словно успокаивал капризного ребёнка.

— А почему не огорошил вас сразу? Как бы вы себя чувствовали, узнай об этом в первый же день? Зачем отнимать у вас надежду на лучший исход? — он повторил сам себя, подтверждая свою неизменную точку зрения в этом вопросе. Эллен больше не находила аргументов. — Ведь имени вашего брата не было в списке погибших?

— Не было, — согласилась Барр. Она поняла его тонкий намёк — смерти в Форт-Келли её совершенно не касались, и лезть ей туда не стоило.

— Что за зверь? Это какой-то новый агрессивный вид? — Барр решилась зайти с другой стороны и поняла, что не прогадала. Местный фольклор, казалось, был его излюбленной темой для беседы.

— Знаете, Эллен, есть одна легенда, — шериф глубоко вздохнул и посмотрел куда-то в небо, словно пытался подобрать подходящие слова. — Однажды воин племени Навахо увидел дочь шамана соседнего, недружественного племени. Она собирала в лесу целебные травы и забралась слишком далеко от дома. Храбрый воин отвел её назад, не испугавшись гнева врагов. Она назвала своё имя. Муна. И в душе воина расцвела весна.

Каждый вечер Муна сбегала в лес, где тайно встречалась с ним, пока однажды шаман не проследил за ней. В гневе он заговорил воина, и тот превратился в медведя. Его изгнали из родного племени из страха. Он скитался по лесу, не в силах угомонить страдания человеческой души, запертой в теле зверя. Но Муна не оставила его. Её любовь оказалась так сильна, что заговор шамана ослаб, и воин становился человеком, как только заходило солнце. Вскоре Муна понесла. Она как могла скрывала это от отца, а в день, когда их дитя должно было родится на свет, Муна бежала из племени. Когда храбрый воин нашёл её, она едва дышала, сжимая в объятиях новорождённого сына. Он был слишком большим и сильным, и, рождаясь, забрал у матери жизнь. Никто не смог ей помочь, и воин в гневе вырезал всё её племя.

Последним своим вздохом шаман проклял весь его род. Пока лето сменяется осенью, а зима весной, ни один его потомок не сможет жить среди людей, ни один его потомок не познает истинной любви женщины, и судьба их — быть отвергнутыми человеческим родом. Он назвал сына Керук, что на языке Навахо означает медведь, и он стал первым, кто обуздал свою способность оборачиваться.

— На сказку похоже, — усмехнулась Барр.

— Это легенда. Красивая легенда. В сказке всегда можно сокрыть правду, ведь в неё никто не поверит, так ведь, Эллен?

Она не ответила. Сказка была красивой, но какое отношение она имела к её вопросу? Шериф говорил загадками, но ни одно его слово не было сказано просто так — это единственное, что Барр точно поняла о нём спустя несколько дней знакомства. Зачем он загадывает ей ребусы? Почему нельзя просто дать прямой ответ? Раздражение нарастало, как снежная лавина и Эллен закрыла рот, чтобы не родить очередную колкость, которая так и вертелась на языке.

Толстые сосновые стволы поредели. Стало светлее. Они вышли к берегу озера — болотно-серого, как и весь пейзаж вокруг. Оно было гладким, как зеркало, в нём отражались кучи низких туч, которые несли с собой мелкий снег. На противоположном берегу стояли в ряд безмолвные фигуры треугольных елей, равномерно покрывая собой овраги и взгорья. Этот молчаливый пейзаж завораживал, затягивал, обманывая зрение — казалось, стволы движутся, и движутся тени за ними. Длинная лента тумана стелилась над берегом, создавая иллюзию — Эллен казалось, чем дольше она всматривается, тем сильнее картина поглощает её, грозя захватить разум и утопить в мутных серых водах. Барр тряхнула головой, прогоняя пугающие фантазии, и снова обратилась к шерифу.

— А как же полнолуние, все дела… Ему было плевать на это? — Эллен поддерживала разговор только чтобы не обидеть старика, но скрыть нотки иронии в голосе у неё никак не выходило.

— Полнолуние? Не-е-т, — Нильсен усмехнулся. — Это уже сказки белых. Керук и его потомки могут оборачиваться, когда пожелают.

— И что им тогда мешало жить среди людей?

— Сила Зверя требует выхода. Они не могут находиться в теле человека слишком долго, любой раздражающий фактор может спровоцировать его. А среди людей слишком много раздражения, — он помолчал и добавил так, будто судьба этих выдуманных существ касалась его лично. — Их никогда не примут, люди всегда будут охотиться на таких, как они. Знаете, Эллен, ведь Форт-Келли был построен во времена Второй Мировой, и, говорят, однажды местные парни поймали одного такого… — речь шерифа Нильсена прервалась шуршанием рации.