Лодочника звали Карл Шулер. Он принял Уорнера в свою семью, и впервые в жизни у того появилась мать. Ее звали Адель. Она была худощавой и рыжеволосой, острой на язык, от которого пятеро ее детей – Уорнер был пятым – частенько спасались на болотах. Они вместе с еще несколькими семьями – Уорнер никогда не понимал, ни сколько их, ни каковы родственные связи между ними, – жили в выброшенном на сушу корпусе контейнеровоза. После Седьмого Падения жилище Шулеров местами нужно было заново разделять перегородками и ремонтировать. Уорнер рад был внести свою лепту. Он не знал, каково это будет – все время жить на одном месте, но отец внушил ему мысль, что неприятности существуют для того, чтобы научить тебя делать лимонад[18]. Теперь, когда отца и остальных из труппы не стало, Уорнер изо всех сил старался приспособиться к новой жизни. Он рассказывал Шулерам заученные наизусть истории, а вскоре уже рассказывал их всем, кто жил в корабле или кому случалось заночевать там во время путешествия вверх или вниз по реке. На сотни миль вдоль Миссисипи, от Сент-Луиса до затопленных развалин Нового Орлеана, свободный союз речных жителей вел торговлю и пытался поддерживать мир. Они добывали пропитание рыболовством и охотой и выращивали на богатейших пойменных землях все известные Уорнеру овощи и еще множество других. Он научился управляться с лодкой, рыболовными снастями и винтовкой. Он влюблялся в речных девушек и расставался с ними, и однажды Карл задал ему жесточайшую трепку, когда девушка забеременела и ее отослали прочь, к кузинам, живущим выше по реке. Уорнер всех расспрашивал, но так и не узнал, родился у нее ребенок или нет. Эта ситуация напоминала ему «Зимнюю сказку». Появилась ли на свет его Утрата[19], растет ли где-то на речных берегах? Знает ли она, кто ее отец? Он никогда больше не видел ту девушку, но мысль, что где-то у него может быть ребенок, терзала его, пока наконец в девятнадцать лет он не сказал Карлу Шулеру, что ему пора идти.
– Идти? Куда? – спросил Карл.
– Ответь мне на вопрос, – сказал Уорнер. – Сью родила того ребенка?
– Я не знаю, – ответил Карл. – И это чистая правда. Ее родня живет выше по реке, возле Четырех Городов. Если тебя тревожит это, тогда иди. Я всегда знал, что ты не останешься. Мальчик, который первые одиннадцать лет своей жизни провел в дороге, точно не усидит на месте, научившись быть мужчиной.
Уорнер ушел. Никто в Четырех Городах, куда он добрался месяц спустя, не мог сказать ему то, что он хотел знать. Он оставался там какое-то время, до начала зимы, надеясь на случайную встречу. Каждый вечер он продавал истории, всякий раз немного изменяя их, чтобы публика была довольна. Днем он работал, разгружая лодки или сколачивая новые дома из обломков старых. Временами в старых домах он находил книги. Шестьдесят лет мародерства и небрежения сгубили почти все, за исключением очень немногих. Он наведывался в библиотеки и выяснил, что большую их часть сожгли фанатики Бога. Люди рассказали ему, что есть такая группа, именующаяся Миссионеры Библии, которая ездит по стране, сжигая все библиотеки и книгохранилища, какие находит. Они могут заявиться прямо к вам домой, говорили ему. И если у вас есть книги, лучше отдать их этим людям, если хотите остаться в живых. Это продолжалось годами. Вряд ли теперь где-нибудь в этих краях осталась хоть одна книга.
«Нет, – подумал Уорнер. – Если я потерял своего ребенка, истории я терять не собираюсь». Он начал записывать то, что помнил из пьес, в которых играл в труппе отца. Он очень многое позабыл. Ему вспоминались маленькие обрывки, двустишия и фразы, порой излюбленные куски из десяти-двенадцати строчек сразу. «Не может это все быть утрачено, – подумал он. – Я сумею где-нибудь найти их».
Но отец сказал, что мечта каждого актера – сыграть Гамлета. Значит, Уорнер найдет «Гамлета», и соберет труппу, и в память об отце будет играть Датчанина, не важно, найдутся желающие смотреть это или нет. Уорнер отдал месячный заработок за коня с повозкой и вещи, необходимые в пути. Потом он ушел, и только через сорок лет нашел Его.
«В этом году мне будет шестьдесят, – подумал Уорнер. – И теперь я взял к себе мальчика, потому что он может быть моим внуком». Пришлось выменять Уилла за Тачстоуна. Сородичи Сью не были сентиментальными и не горели желанием кормить лишний рот, но были достаточно умны, чтобы понять, насколько сильно Уорнер желает заполучить мальчишку, так что торговались они отчаянно. Ничего, все нормально. В мире есть другие лошади. Тачстоун был славным конем, но ни в коем случае не последним. Уорнер и Уилл пешком направились обратно к дому-кораблю.
– Я зарабатываю на жизнь, рассказывая истории, Уилл, – сказал Уорнер. – Когда я был мальчиком примерно твоих лет, мой отец учил меня этому. Хочешь, чтобы я учил тебя?
– Конечно, – воскликнул Уилл. – А какие истории?
– Всякие. Узнаешь. Но моя любимая – это «Гамлет». Это пьеса. Мой отец всегда хотел сыграть роль Гамлета, и, когда он умер, я решил, что буду играть эту роль, потому что он так и не смог. Но тут есть одна проблема. Ты знаешь про Миссионеров Библии?
Уилл отвел глаза.
– Да, сэр.
– А знаешь, что самое худшее из всего, что мы можем сделать для Миссионеров Библии? – спросил Уорнер.
– Что?
– Ты хочешь сделать это?
– Да.
– Худшее, что мы можем для них сделать, – это «Гамлет», Уилл, – сказал Уорнер. – Они так и не уничтожили его.
Шагая по дороге, ведущей к болотам, Уорнер размышлял о том пути, что привел его сюда. И сделал его малость безумным? «Возможно, – признал он. – О да. Но я безумен только при норд-норд-весте, – подумал старый Уорнер. – Когда ветер с юга, я отличаю сокола от цапли».
ДОМИНИК ГРИН
ebooksa