– Шимп, возможно ли, что чувствительности решетки недостаточно, чтобы увидеть эти флуктуации?
– Нет.
– Хм-м… – Я стараюсь представить какую-нибудь причину, из-за которой шимп мог солгать.
– Какая-то бессмыслица, – жалуется сын.
– Смысл есть, – бормочу я, – если мигает не звезда.
– Но она мигает… Ты же это видишь… погоди, ты хочешь сказать, что есть нечто позади фонов? Между… между ними и нами?
– Угу.
– Какой-то фильтр. – Дикс немного успокаивается. – Но разве мы его не увидели бы? Разве фоны не наткнулись бы на него, следуя к звезде?
Я перехожу на командный голос, каким общаюсь с шимпом:
– Какое сейчас поле зрения у курсового телескопа «Эри»?
– Восемнадцать микроградусов, – отвечает шимп. – При текущем расстоянии до звезды поперечник конуса составляет три и тридцать четыре сотые световой секунды.
– Увеличь до ста световых секунд.
Изображение разбухает, уничтожая прежнее, разделенное на две части. На мгновение звезда снова заполняет Бак, окрашивая все на мостике в темно-красные тона. Затем съеживается, точно съедаемая изнутри.
Я замечаю какую-то нечеткость картинки.
– Можешь убрать этот шум?
– Это не шум, – сообщает шимп. – Это пыль и молекулярный газ.
Я удивленно моргаю.
– Какая у него плотность?
– Сто тысяч атомов на кубометр. На два порядка больше туманности.
– Почему он такой плотный? – Мы наверняка заметили бы любое небесное тело, достаточно массивное, чтобы удерживать возле себя столько материала.