— Кончено, — проговорил он тихо, — я действительно свободен, в первый раз в жизни. Никаких виллаков, никакого Фердинанда Дорака, указывающих, что мне надо и что не надо делать. Я теперь могу быть человеком для себя самого, жить для себя, делать что хочу.
Его руки непроизвольно сжались, как будто хватая новую жертву.
Прочистив горло, я встал рядом с ним.
— Здесь больше не будет убийств, — сказал я. Он никак не прореагировал на мои слова. — Свои грязные пристрастия реализуй где-нибудь в другом месте. В городе это запрещено.
— Кто это сказал? — прошептал он, все еще глядя на небоскребы.
— Вождь Змей.
—
— Нет. Их вождь — Паукар Вами. В этом городе может быть только один Паукар Вами, и это
Он ненадолго задумался, потом кивнул:
— Что ж, хорошо. Город твой. Я ухожу и оставляю его тебе.
— Я предпочел бы, чтобы ты пока этого не делал, — сказал я. Вами удивленно посмотрел на меня. — Следующие несколько недель будут трудными. Ты можешь мне понадобиться. Я хочу, чтобы ты остался, затаился и ничего не предпринимал, но пребывал в готовности включиться в дело, когда я позову.
— С какой стати? — спросил он. — Я мечтаю о новой жизни. Мне нет дела до жителей этого города и их проблем.
— Как твой сын, я прошу тебя пока не уходить.
— А если я этого не сделаю?
Я пожал плечами:
— Я не могу принудить тебя остаться. Это полностью в твоей воле.
Он снова задумался, потом кивнул:
— В благодарность за то, что ты дал мне поучаствовать в охоте на виллаков — это было славное дело, которое я долго не забуду, — я останусь на пару недель, залягу на дно и буду ждать, когда ты меня позовешь. Но, — он предостерегающе посмотрел на меня, — ты должен будешь с пониманием отнестись к моей животной природе. Я не стану убивать из прикрытия, я вызову тех, на кого ты укажешь, на честный поединок. Но никакого милосердия не жди.
— Согласен.
— Я буду около сожженного полицейского участка. Понадоблюсь — приходи туда. Если соберусь уходить, позвоню. — Отец остановился, взглянул на свою одежду, и на его лице появилась гримаса. — Ненавижу эти лохмотья! — Он скинул с себя одежду и предстал перед нами обнаженным. Потом игриво подмигнул Аме — она мрачно смотрела на него, — повернулся и ленивой походкой отправился в путь, насвистывая, как будто ему предстояла веселая прогулка.