– Теперь меня, – сказал Скиннер. – Только подцепи снизу, ладно? Постарайся не прихватить тело. А потом вторую руку – как можно
Ямадзаки пощелкал кусачками, встал на колени, подсунул одно из лезвий под яркое, совершенно безобидное пластиковое кольцо, свободно висевшее на правом запястье старика. Полупрозрачная, вся в коричневых пятнах кожа, вздутые, перекрученные вены. Наручник лопнул на удивление легко – и тут же захлопнул левое запястье Скиннера; он извивался, как самая настоящая змея, только что не шипел. Не дожидаясь, пока злобная тварь сольет два своих кольца в одно и начнет сжиматься, Ямадзаки подцепил ее кусачками и перерезал. Новый, четвертый уже по счету щелчок, и наручники исчезли, только что были – и нет их; Ямадзаки недоуменно моргнул.
– Старуха, дверь закрой! – зычно заорал Скиннер.
– Что?
– Запри этот долбаный люк!
Ямадзаки бросился в угол, захлопнул крышку люка, запер ее на засов. Вполне возможно, что эта массивная бронзовая пластина была когда-то частью корабля.
– А девушка? – оглянулся он на Скиннера.
– Постучит, если надо. Ты что, хочешь, чтобы сюда вернулся этот хрен со своим пистолетиком?
Ямадзаки не хотел. Его взгляд скользнул по потолочному люку. По
– Сбегай наверх, посмотри, как там Дон Педрила.
– Простите, Скиннер-сан?
– Ну тот – черный голубой, длинный.
Ямадзаки не понимал, о ком (или о чем) говорит Скиннер, однако послушно полез по лестнице и высунул голову наружу. Сильный порывистый ветер бросил ему в лицо пригоршню дождя, мост превратился на мгновение в древний корабль, в проржавевшую железную шхуну, бесцельно дрейфующую в безбрежности ночного океана: пластиковые паруса разорваны ветром, матросы – кто умер, кто сбрендил, кто попросту напился, а Скиннер, выживший из ума капитан этой посудины, все еще пытается что-то сделать, все еще выкрикивает снизу никому не нужные, никому не понятные команды.
– Тут нет никого, Скиннер-сан.
Дождь хлынул как из ведра, городские огни исчезли.
Ямадзаки нырнул в люк, захлопнул крышку, запер на хлипкую – никакого сравнения с тем бронзовым засовом – щеколду.
Спустился вниз.
Скиннер сумел каким-то образом встать и шел теперь, покачиваясь, к своей кровати.
– Вот же мать твою, – пробормотал он, падая на матрас, – кто-то сломал телевизор.
– Скиннер?