– Да. Ребята из отдела Джорски не побрезговали вчера спуститься к нам и хорошенько расспросить обо всем, что я могу знать об этом.
– И что ты им сказал?
– Что я им мог сказать? Только то, что я ничего не знаю. Ты же сам знаешь, на кого работает Джорски. Так что говорить что-то совершенно бессмысленно. Все, что хочет этот коп – так это найти какого-нибудь маньяка, который неделю назад бомжевал на улицах и прикрыть это дело.
– Слушай, у тебя есть немного валерьянки?
– Нет, ни валерьянки, ни денег. Так, лишь немного пойла, но и то, думаю, его хватит ненадолго.
– Они забрали выручку?
– Они забрали всё, малыш. Мой кабак, мои сбережения. Оставили лишь самое ненужное – старика-орангутанга.
– Ты переписал притон на Харчи?
– Ну, не конкретно на него, а на его подставное лицо. Ребята оказались вежливые, даже писать помогли, так как немного перестарались с пальцами. Увлеклись малость, я по дури своей думал, что смогу вытерпеть, но, как видишь, после третьего пальца сдался.
Бар заметил, как у Гарри наворачиваются слезы. Старик мог выдержать что угодно, но только не потерю притона, который и составлял всю его жизнь. Гарри, конечно, попытался скрыть нарастающее отчаяние, но у него это плохо получилось. Поэтому он лишь снова поднял стакан.
– За удачу. Она нам всем пригодилась бы, – сказал он и снова опрокинул виски. – Ты извини меня, малыш. Я, правда, держался, как мог, но они… Они знали, чем брать, они выпотрошили меня. Я не смог выдержать.
– Эй, Гарри, старина, всё нормально. Никто бы не смог выдержать, – Бар положил лапу на его обезображенные пальцы. ‒ Это все моя вина. Ты знаешь это не хуже меня.
– Малыш, я должен был тебя предупредить после того, как ты зашел с этим Джорски, но я думал, лучше будет, если ты не докопаешься. Хотя я и знал, насколько ты упертый. Просто эти ребята ни перед чем не останавливаются. Ни перед чем. Я долго живу, малыш, но такие глаза, как у этой обезьяны, я видел впервые. Я очень испугался тогда, Бар, это очень опасный зверь.
Бар посмотрел на свой револьвер. Вот он пришёл, положил его перед старой обезьяной, за одно утро лишившейся абсолютно всего. Сидит вот в уже чужом притоне, подсчитывает, что осталось от былых накоплений. Так чем же сам Бар лучше Харчи?
– Что будешь дальше делать? – спросил Чеширски, дав старику утереть выступившие слезы.
– Уеду. Этот город достал меня. Я давно хотел поехать куда-нибудь, где потеплее. У меня ж родня в Калифорнии.
– Надо же, я думал, ты один.
– Нет, кое-кто остался.
– Теплый климат, все дела?
– Верно, я же обезьяна, моя родина – жаркие страны, а не этот покрывшийся снегом город.