Странная история дочери алхимика

– Нет! Ты останешься здесь, – начала было Мэри, но было поздно – Чарли и Диана растворились в темноте. – Черт, черт и еще раз черт!

– Итак, наша Мисс Благопристойность ругается, – сказала Кэтрин. – Вот уж не думала, что когда-нибудь такое услышу!

– Услышишь еще много раз, если она продолжит себя так вести, – ответила Мэри.

Диана: – Конечно, продолжу! А тебе, знаешь ли, полезно было бы научиться ругаться получше…

Мэри: – Может быть, ты пойдешь и займешься чем-нибудь полезным? Например, выпьешь яду?

– Я подниму Ватсона, если кто-нибудь подержит его за ноги, – сказал Холмс.

– Нет нужды, – подала голос Жюстина. – Я уже оправилась от эфира и могу понести доктора сама.

Что это была за странная процессия! Впереди шла Кэтрин, потому что она лучше всех видела в темноте, и указывала путь. На ней был сюртук Холмса, надетый на совершенно голое тело. Луна освещала улицу, ведущую к воде, но склады в этой части порта были старыми, мостовая – разбитой, и очень легко было обо что-нибудь запнуться и упасть. За Кэтрин следовала Жюстина, несшая на руках Ватсона – так же легко, как она несла бы подушку. За ней шел Холмс, ведущий Хайда в наручниках, по другую сторону Хайда – Беатриче. Хайда предупредили, что при попытке бегства на него дохнет Беатриче или же его укусит Кэтрин. Ни одна из этих перспектив Хайда явно не радовала. За ними шли Мэри с Элис, а замыкал шествие Ренфилд, который семенил поспешно, боясь остаться в темноте в одиночестве.

Глава XVII

Пароход на Темзе

Даже в темноте Мэри видела, что Элис дрожит и пытается согреться, обхватив себя руками за плечи. Она сняла макинтош и набросила его на девочку.

– Вот, надень его и застегнись. В ночной рубашке сейчас слишком холодно. Но как ты попала в Общество Магдалины? Я была уверена, что ты вернешься к своей семье в… как там называется твоя деревня? Кажется, ты не упоминала мне ее названия.

– Вы очень рассердитесь, мисс, если я признаюсь, что солгала вам и миссис Пул? У меня никогда не было семьи в деревне, я выросла в сиротском приюте. Мама отдала меня туда еще во младенчестве. Наверное, у нее не было средств, чтобы обо мне заботиться. Когда я выросла достаточно, чтобы научиться азбуке, меня отправили в благотворительную школу для бедных детей в Спиталфилдсе. Я никогда в жизни не покидала Лондона.

– Но ты так подробно рассказывала, как доила коров и собирала куриные яйца! – Мэри поверить не могла, что Элис – тихая, кроткая Элис – все это время лгала, и особенно – что она лгала миссис Пул. Мэри не была уверена, что у нее самой хватило бы отваги солгать экономке!

Миссис Пул: – Она знает, что я ее давно простила. Элис – хорошая девочка и больше никогда так не поступит.

Элис: – Спасибо, миссис Пул.

– У нас в школе были девочки из деревни, – объяснила Элис. – Вообще у нас были ученицы двух типов: те, за чье содержание родители платили, пусть и немного, и те, у кого вообще не было родителей, и они жили на пожертвования. Я была из таких – из благотворительных. Но у меня была подруга из платных учениц, за нее платил папа, потому что ее мама умерла, а мачеха ее не любила и не хотела видеть в доме. Мы с ней делили кровать, и по ночам, когда не спалось, она рассказывала мне всякие истории про то, как живут на ферме. Она так сильно скучала по деревне!

– Но зачем ты нам лгала? – все еще не понимала Мэри. Тем временем они уже подошли к реке. Луна отражалась в темной воде Темзы, на которой, среди прочих лодок, стоял пришвартованный «Гесперус». На носу и на корме его горели фонари, так что легко было прочесть название судна, написанное белой краской. Это был маленький речной пароходик, из трубы уже поднимался пар – видно, капитан решил заранее поверить в их платежеспособность.

– Эгей, на борту! – крикнул Холмс. – Мы можем садиться, капитан?

– Да, если докажете, что вам это по карману, – крикнул в ответ грубый голос. Капитан появился на носу корабля, в свете фонаря. Именно так Мэри и представляла себе капитана парохода: лохматый и неопрятный, в свитере грубой вязки, в плоском картузе на макушке. – По фунту за каждого, вот сколько я беру. И если я еще не разучился считать, вас тут девять, а значит, получается ровно девять фунтов.