В поле зрения

— Прыгай! — крикнул Рома и первым убрался с мотоцикла, я последовал за ним.

Затормозить мы почти успели, так что падать даже на не до конца зажившие рёбра было не так уж и больно, скорее противно из-за того, что падать приходилось в грязь, погружаясь в неё почти с головой. Она была холодная, колючая из-за мелких камней, но мягче асфальта или твёрдой замёрзшей земли. Я услышал, как мотоцикл врезается в дерево, но мне было на него уже плевать — я перекатился, как учили в учебке, приземлился на колено, в кувырке переложив пистолет в правую руку, и сориентировался.

Катер тоже остановился, его мотор ревел как бешеный, грузин застыл на месте, даже не оборачиваясь к нам. Идеальная мишень.

Я выстрелил — промах. Катер набирает скорость, я осознаю, что если я сейчас не сделаю что-нибудь, то он уплывёт, и больше мы его не увидим. Я не знал, сколько патронов у меня осталось в пистолете, может, ещё половина обоймы, а может, я только что использовал последний. Я не думал об этом. Просто выстрелил ещё раз и понял, что я попал. Грузин снова дёрнулся и схватился за правое ухо, но катер уже набрал скорость и начал поворачивать на Грибоедовский канал. Раздался оглушительный металлический скрежет, катер резко вильнул, и Михаил, по-прежнему, держась за отстреленное ухо, вылетел за борт. Катер, почуяв свободу от всяких, кто им управлял, резво рванул по прямой, нещадно повреждая себе бок о бетонную стену.

— Хороший выстрел, — оценил Роман.

Он непрерывно сплёвывал грязь и пытался отряхнуться, но лишь размазывал грязь по одежде. Затем с сожалением посмотрел на мотоцикл — у того треснул бак как раз в простреленном месте, и остатки бензина вылились на землю, движок захлебнулся и затих.

— Жалко, — сказал он. — Ну и фиг с ним. Пойдём, порыбачим.

Грузина уже успело отнести метров на пять течением, он бесполезно барахтался, пытаясь одновременно остаться на плаву в ледяной воде и при этом остановить кровотечение из уха. Когда мы подошли к самому краю набережной, я коротко взглянул на последствия своего выстрела и тут же отвернулся — едкая кислота быстро поднялась вверх по пищеводу, но это было не от отвращения. Пистолет всё ещё был у меня в руке, и теперь он жёг её беспощадным чувством вины. Да, выстрел был хорош, и он принёс именно тот результат, который я и хотел получить в итоге, но с неприятными последствиями. Михаилу теперь будет очень трудно проколоть ухо, если он вдруг решит в тюрьме серьгу надеть — я попал так неудачно, что ему почти оторвало половину ушной раковины, причём, нижнюю. Очень надеюсь, что на слух это не повлияет.

— Ты там живой? — Рома по пояс перевесился через перила.

В ответ ему прилетел трёхэтажный мат.

— Живой, — удовлетворённо кивнул Рома. — Ты только не уплывай никуда, мы сейчас верёвку найдём.

Верёвку мы так и не нашли — спустя несколько минут приехала кавалерия вместе с вертолётом. Вертолёт спустил грузину верёвочную лестницу, тот уцепился за неё, и его подняли на набережную, где на него тут же направили с десяток стволов. Руку поднять Миша мог только одну — из-под второй слабо сочилась кровь. Я отвернулся, мучимый совестью, и не увидел, как того забрала скорая.

Меня подкинули до дома, начальник Романа лично поблагодарил меня, но денег не дал, хотя я и тонко намекнул, что у меня сейчас тяжёлое финансовое положение, а его благодарность я на хлеб намазать не смогу. Тот рассмеялся, но ничего не ответил. Дома я отмылся, попробовал отстирать пропахшие бензином штаны, но плюнул и повесил их на балкон проветриваться — может, поможет. Поспал несколько часов, после чего меня разбудил Рома.

— Ты вообще спишь? — сонно спросил я его.

— Почти нет, — бодро ответил тот. — Зато много успеваю сделать. Приезжай ко мне в отделение, грузина твоего привезли, допрашивать будем.

— Без меня не начинай, выезжаю!

Я в срочном порядке позавтракал, без раздумий набив рот едой и прихватив с собой банку с лимонадом, выскочил на улицу, сел на трамвай и вскоре был уже в отделении Ромы. Он меня уже поджидал у выхода, меня отметили в журнале по моему удостоверению следователя, и мы пошли в кабинет Ромы.

— Привезли его полчаса назад, я тебе сразу и позвонил, — говорил по пути он. — Тех двоих так и не поймали, но зато выловили катер с автоматами. Отпечатки есть, уже сверили — теперь наш Мишаня не отвертится, даже если у него папа — президент. Сейчас на нём точно висит обвинение в нападении на сотрудников полиции и сопротивлении при аресте, незаконное хранение оружия.

— А наркоторговля? — спросил я.

— Пока глухо. У мотоциклиста ничего при себе не было, ни наркоты, ни договоров о поставке. В рюкзаке нашли карты, очевидно, для схем транспортировки, но ты постарался, чтобы эти схемы туда не занесли, так что пусто.