— RD как-то влияет на способности? — поймал я ещё один вопрос из общего вороха, кружившегося у меня сейчас в голове.
— Принял бы сам, — уклончиво ответила она. — И всё бы давно понял.
— Не надо мне такого счастья, я лучше по старинке узнаю. И всё-таки?
— Зря. Препарат безвреден для таких, как мы…
— Да, я видел. Эйфория, мощные галлюцинации, стремительно развивающаяся зависимость и привыкание, отказывающие почки — это ты называешь «без вреда»?
— Нет, ты не понял! На нас он действует по-другому! На тебя, на меня, на ещё некоторых. Но не на твоего брата — он не один из нас. И все эти наркоманы — они тоже не такие, как я или ты. У них нет способностей. Нет, и не будет.
— Подожди! Но сын Наумова, Дима… и мой брат — я видел их способности! Дима выделял какую-то мерзкую слизь, а мой брат читал мысли…
Я тут же осёкся, слишком поздно поняв, что сказал лишнее. Хотя, Наумов в этом уже убедился, и теперь наверняка смотрит на меня обоими глазами, ковыряется в моей биографии и в моей генеалогии. С его средствами можно поднять такие факты о моих предках, которые я бы никогда не узнал даже при всём желании. И я понятия не имею, что он там обнаружит. Но я хорошо помню, что мама никому не говорила про свой дар, в свою очередь, её научила скрываться бабушка, которая наверняка тоже не сама дошла до этого. А ещё глубже уже не знал ни я, ни мама, а у бабушки спросить уже никому не удастся.
Надо будет позвонить маме и предупредить её насчёт Наумова и узнать, есть ли какие торчащие концы из нашей истории.
— Значит, чтение мыслей, — Анна внимательно посмотрела на меня и отсела немного дальше. Как будто это поможет ей скрыть свои мысли, если я вдруг всё же решусь их прочесть.
— Да, — согласился я.
Вскипел чайник, по моим ощущениям, намного раньше положенного. Должно быть, я вскипятил воду своими нервами. Хотя, у меня с таким рваным сном совсем изменилось восприятие времени — на улице уже становится темно, хотя ещё минуту назад я бы поклялся, что там разгар дня. Я приготовил себе кофе и сделал бутерброд из всего, что нашёл съедобного в холодильнике — засушенные остатки копчёной колбасы, плавленый сыр «Дружба» и немного салатной зелени. Не густо, надо будет сходить за продуктами и, наконец, выкинуть протухшее молоко из холодильника.
— Это… многое объясняет, — сказала она, таращась на мой бутерброд.
— Мою худобу?
— Такой интерес Наумова к тебе.
— Но не к моей семье?
— Нет. Твой брат его не интересует.
— А родители?
— Не знаю. Но я знаю, что он очень хочет заполучить тебя, и он из-за этого готов на многое. На очень многое.
— Да, он уже предлагал мне присоединиться к нему.