Пропавший лайнер

Диас сел, прислушался. За дверью больше не стреляли. Должно быть, хитрость сработала. Диас встал, вскинул пистолет, когда вновь открылась дверь. В гостиную, улыбаясь, вышел сержант Прадера, засовывая за пояс хромированный, с рукояткой, из слоновой кости автоматический пистолет.

— Мне это понравилось, — поделился он своими впечатлениями. — Я его свяжу, но пройдет несколько часов, прежде чем он очнется.

— Прекрасно! — От избытка чувств Диас не просто пожал руку сержанту, но крепко его обнял. — Все идет по плану. Похоже, мы сорвали крупный куш.

В это время Хосеп и тупамарос приволокли в «суперлюкс» Стресснера, по-прежнему не пришедшего в себя помощника адмирала и самого Маркеса. Маркес потерял контроль над собой, начал орать благим матом, когда его привязывали к стулу, поэтому Хосеп заткнул ему рот полотенцем.

— Я и не знал, как все поворачивается, — протянул сержант.

— На объяснения уйдет слишком много времени, — ответил Диас. — Мы заключили союз с «Тупамаро»… нам нужны их боевые навыки. Пока жаловаться грех. Корабль под нашим контролем, и теперь мы захватили два «суперлюкса». На немцев нападем за завтраком. Бриллианты в сейфе, но его вскоре вскроют, и они будут нашими. Теперь нам важно дождаться, когда приплывет корабль, на котором мы сможем уйти вместе с нашими пленниками. Если что-то пойдет не так…

— Тогда нам всем крышка. Но и эта сладкая парочка отправится к праотцам. Я с большим удовольствием расстреляю их сам.

— Хорошо. Вы сможете остаться с ними? У нас очень мало людей, слишком мало, чтобы держать под контролем такой большой корабль. Мы будем благодарны вам за помощь.

— Помощь? Да это же счастье. Оставьте меня здесь и ни о чем не волнуйтесь. Больше я не буду выполнять приказы этой швали.

— Хорошо. На заре мы вас сменим. Вы нам понадобитесь, когда мы будем брать немцев. Они — следующие на очереди.

ГЛАВА 24

Клаусу не нравилось, когда в его товарищей стреляли. Он этого навидался на Восточном фронте, который по ходу войны все больше превращался в кровавую скотобойню. Он не испытывал жалости к врагам, этим славянам-недочеловекам, и сам убил их немало. На Восточном фронте пленных не брали. Ни те, ни другие. Быстрой победы не получилось, и после второй, а особенно третьей зимы пошла война на истребление. Из тех, кто начинал войну, в роте Клауса осталось лишь несколько человек, потом ранили и его, отправили в тыл, госпиталь. По выздоровлении поручили охрану доктора Вилгуса, что в итоге и спасло ему жизнь. И поныне он охранял доктора…

Но ему не нравилось, когда в его товарищей стреляли. Если бы он остался один и смог заснуть, все, наверное, вышло бы иначе. Но его поместили в маленькую каюту вместе с раненым Фрицем, и сон не шел. Раненый, которого накачали морфием, громко стонал во сне. Вот эти стоны плюс тяжелое дыхание и не давали Клаусу заснуть. И теперь он лежал, заложив одну руку под голову, с очередной сигаретой в другой. Корабль по-прежнему кренился, опускался и поднимался на волнах, и качка определенно не способствовала сну. Клаус собрался приложиться к бутылке, но передумал. Решение не из лучших.

Этот чертов чех и его толстомясая лесбиянка. Они подстрелили славного немецкого парня, чуть не оставили его одноруким и теперь думают, что им за это не придется расплачиваться. Клаус на своем веку повидал достаточно ран, чтобы знать, что полностью рука уже не восстановится. Может, этот толстяк-врач и сохранит ее, но она или не будет гнуться, или просто повиснет, как плеть. Бедняга Фриц будет стыдиться своего увечья, а девушки будут над ним смеяться. Эти двое искалечили жизнь хорошему, доброму немцу. И им нельзя отомстить. Вилгус запретил. Сказал, что главное — это корабль с оружием.

Что ж, теперь кораблю с оружием ничего не угрожает. Клауе затушил сигарету и перекинул ноги через край кровати. За оружие заплачено бриллиантами. А теперь пора заплатить и за рану Фрица. Бизнесу это не помешает. Чеху хватит ума никому ничего не говорить. Но первой получит свое женщина, потому что стреляла именно она. Клаус завязал шнурки, надел пиджак. Отделать такую суку — одно удовольствие. И опять же никто ничего не узнает, потому что не будет ни синяков, ни крови. Но ей будет больно, очень больно. Он широко улыбнулся при этой мысли и открыл чемодан. Часть металлического каркаса осталась у него в руках, когда он оторвал обшивку. Металлический стержень с заостренным концом. Он сделал его сам. Вещь удобная и как оружие, и как фомка, если возникала необходимость открыть запертую дверь. Сучка свое получит, это точно. Он сунул стержень под пиджак, открыл дверь каюты.

— Я отомщу за тебя, Фриц, — пообещал он раненому.

Коридоры пустовали, о пассажирах, запершихся в своих каютах, напоминал только слабый запах блевотины. Огибая угол, он чуть не столкнулся со стюардом, спешащим с подносом в руках.

— Извините, сэр.

— Все нормально.

— Я бы не советовал выходить на палубу, сэр. Там мокро и ветрено. Опасное место.