— Сейчас не знаю. Уже месяца два, как не знаю, и дело не в том, что бьют нас, и в хвост, и в гриву. Внутри что-то сломалось. Дети снятся каждую ночь. Плохо мне, ещё тяжелее чем было. Думал приму смерть. Плакать хотелось — слёз нет.
— Далеко дом твой солдатик? — спросил священник.
— Далеко, возле города Оренбурга.
— Добирайся домой, не сомневайся. Бог не выдаст — свинья не съест — сказал священник.
— Не съест, но тяжело будет — добавила Соня.
От озера же сильно тянуло влажной прохладой. Стало неуютно, чувствовался холодок.
— Нужно идти — произнёс Степан.
Разочарование слишком мягкое слово. Слишком легкое — невесомое. Степан почувствовал, куда более неприятное, пробирающее до самого основания, и выходящее в обратном направлении через его глаза, уши, рот. Выразить он ничего не мог, объяснить самому себе тоже.
Сони не было рядом, и вся неуютная, в этот момент, комната подсказывала, что Сони нет, и если бы не смятое одеяло, не пустая бутылка, то Степан мог бы подумать, что их встреча была очередным видением его помутневшей головы.
— «Озеро возле Ярового, но там, то где»? — думал он, закуривая сигарету.
Рука тряслась. Взгляд то и дело тянулся, то к окну, то к двери. Чувство, что сейчас Резников не будет медлить, стучало в висках. Сливалось с не менее тяжелым — «Сони — нет». Дым от сигареты пополз вверх. Сердце стучало куда-то вниз. — «Держи её в руках, не оставляй даже рядом с собой» — вспоминал он.
Шашка лежала на столе, лежала перед ним.
— В руках, значит в руках — сказал он сам себе.
— «Нельзя ехать туда, с не завёрнутой шашкой».
Степан взял грубую тряпицу, обернул в неё шашку.
— «Так же, как тогда, когда привёз я её на свою беду» — подумал он, но осекся в окончательности этого умозаключения.
— «Не было бы шашки — не было бы Сони».
— В Яровое машину — говорил он в телефон, спустя несколько минут.
— Неважно сколько стоит — произнёс он, выслушивая диспетчера на другом конце воображаемого провода…
…— Пора, Степа сделал ход вперёд нас — произнёс Резников.